ОСТРОТА ДУХОВНОГО СЛУХА
“Подслушанный Фауст” – поэма-эссе Станислава Айдиняна на давно, казалось бы, оставленную тему: о Фаусте, пытающемся проникнуть в тайны Мироздания.
На первой же странице в тексте – образ – перо, которое принадлежало – некоему “тайному советнику”. Оно летит, это удивительное перо, и указывает золотыми бликами путь автору, нашему советнику-гиду в мире тайн. Проводящему по глубинам, скрытым пространствам, неявным мирам, по лабиринтам глубин человеческих. И мы, следуя за ним в темноте мрачного подземелья, становимся свидетелями разговора Фауста с Мефистофелем – похоже, что он нескончаем. И снова звучит тема поиска Истины в этом, земном мире, в его замкнутом круге. Фауст таинственно сливается с Гамлетом, с его вечным вопросом о том, — “что мы увидим в вечном сне?” Оба они, Фауст и Гамлет, пытаются постичь мир умом, вычитать Истину из книг, вывести её из наук, воспользовавшись весом и мерой.
Но истина – за пределами круга, она – в Начале Начал, где нет ни времени, ни пространства, а есть Вечность и Бесконечность, в Том, что везде и всегда. Все это есть в глубине вещей, а если человек ищет – себя и свои глубины, в которых истоки Мироздания, — он знает гораздо больше, чем может осознать и выразить словами. И автор входит в истинный мир, попадает за пределы круга, заглянув в глаза своему герою. И вот…
В чёрном от вечного горя Небе
Ввысь, Треугольником вверх
Засветлела лестница Иакова.
Светлый треугольник острием вверх, символ внутреннего восхождения и одухотворения. С острия истекает луч и утопает в Свете. Но есть и темный его антипод, и он тоже открылся автору, — треугольник острием вниз, — как символ падения в земные вожделения и отрасти, темная воронка, которая так легко засасывает человека! Мефистофель тогда хохочет и потирает руки, радуясь своей победе. Вместе оба треугольника образуют фигуру с шестью углами – знак Выбора.
А что мы выбираем? Где уравновешивается каждый человек, на каком уровне Бездны Мироздания? Разрывть нити, связывающие первозданно все со всем, падая, — или связывая и укрепляя их, восходя и создавая новое, творя, и тем самым способствуя благополучию Мироздания, вписывясь в его Законы? Ведь в «миге равновесья – Смысл Вселенной», — напоминает автор. И гармония есть в каждом, но у всех такая разная! Она определяет пласт жизни, — ее уровень, — к которому человек готов, который он выбирает и для себя строит.
В подслушанном разговоре с Мефистофелем звучит мысль Фауста, очевидная для древнего эзотеризма: Нечистый проникает в душу, но не в Дух. «А дух, нетленный, вечный Дух? – посланец Бога в каждом из нас, лампада Вечности?.. Душа – приманкою, но интересен только Дух, что кроется за нею, он так далек, так не подвластен Вам!»
Неподвластность Мефистофелю Духа, который есть высота человеческой души… Возможность подвластности темным силам, соблазнам, одной только души, — ведь эзотерики утверждают, что именно она и несет в себе личность с ее особенностями и несовершенством. Душа, которая когда-то должна также отмереть – после перехода в иные миры – как это раньше случилось с телом, пораженным тем, что принято называть смертью. И тогда освобождается бессмертный Дух, который никогда не подчиняется никому, кроме Бога. То Вечное «Я», что может снова вернуться на Землю в новых оболочках – чтобы учиться дальше.
Но дух также может быть и запечатанным, и спящим – когда человек несовершенен и в жизни Бога не знает.
Тень жаждет тела – Тело будет тенью,
Хохочет горе – зарыдает радость,
Жизнь движет к смерти – Смерть творит рожденье…
Образ без конца пульсирующей Вселенной, Бесконечности, когда Начало сливается с Концом, подобный древнему знаку змеи, проглотившей собственный хвост…
В миг внутреннего равновесия, приобщившись Тишине Мироздания, автор попадает в бездну Вселенной, и поначалу валится вниз, в черноту – в дни, в суету дел и повседневности. Только усилием воли можно остановить это падение. И он делает это усилие. И вот – остановка, и снова Тишина – внутренняя – как знак притихания земного «я», всей земной «твари».
Я закрыл широко раскрытые глаза,
Последним усилием погасил темный голос,
Воскресил тишину –
Став как зов, как молитва –
И почувствовал светлую боль,
Всем собой услышал –
С Недосягаемой Высоты
Голос Чистого Света
Голос пел существа и миры,
Достигал немыслимых глубин,
Размыкал круги безнадежности,
Связывал нити…
Но как же остановить бессмысленное вращенье на оборванной нити, где со связанными руками и руками как бы распят автор? Только Любовью. Она, эта Любовь ко всей зримой вокруг Планете описана – хоть и не названа – автором как столкновение с Земным шаром, как падение на него, как удар его – в самое сердце.
«И тут я понял, что в космической метаморфозе столкновение Земной шар, став малым, как точка, вошел в меня, весь исчез в моем сердце.
Сердце поглотило гигантскую Землю…»
Когда-то о таком же – удивительно – слиянии сказала Марина Цветаева «Река, слившись с морем, стала больше на целое море, на целого Бога, на целое всё. Река стала морем ».
Сердце автора стало Планетой, с ее горестями и бедами, радостями и болью. И вот тут-то открылись глубины, которые всегда одно с Высотами – и тогда везде и во всем – не только в каждой грани открывшегося взору Краеугольного камня – стало видно всё Творение.
А Мефистофель остался на дне чёрного «злого конуса» вместе со своими напоминаниями о «договоре».
Новое равновесие – с расширившейся душой и полным Любви сердцем. Это о нём можно прочитать в стихах Зинаиды Миркиной, нашей современницы, Поэта и философа:
Весы миров. Две чаши вижу я,
Застывших в равновесии мгновенном,
И на одной лежит душа моя,
А на другой – всецелый круг Вселенной.
Какой же нужен неземной покой,
Какое затиханье в поднебесье,
Чтоб удержать недрогнувшей рукой
Таинственное это равновесье.
Великая Тишина прислушивания к небу. Уничтожение земного, бренного «я» с его земными интересами и вожделениями. И еще – Любовь. Только полюбив всю Вселенную, вместив её в сердце, можно расширить душу до необъятности Мироздания и уравновеситься в Светлых Высотах.
Только полюбив…
14 мая 1995 г