В сборниках стихотворений Станислава Айдиняна нет ни страстных россыпей любовной лирики, ни чеканных катренов поэзии гражданской. Его поэзия об ином – в ней обозначены основные эстетические позиции поэта, который отдает предпочтение лирике философской и, в частности, теургической. Книги стихотворений «Скалы» (1995), «С душой побыть наедине…» (2002), «Химерион» (2003) уводят в мир, полный тайн и откровений. Легкость слога сочетается в них с глубиной мысли, филигранность языка – со всеобъемлющей природой символа. Перед нами разверзаются бездны, миры возникают и обрушаются в небытие – как дворцы джиннов… Люди превращаются в миражи, а химеры обретают голос и плоть… Но: обо всем – подробно.
Сборник стихотворений «Скалы» стал в поэтической биографии Ст. Айдиняна первой книгой, объединившей стихотворения разных лет. В первых строках сборника автор призывает читателя услышать «бессмертные посланья нам доносящихся строк», чтобы «сердце пылало сладостью высшего счастья – познанья…», тем самым заявляя идейную направленность стихотворений, составивших книгу. Но в мироощущении поэта вид познания, выбранный им для лирического героя своих стихотворений, существенно отличается от рационалистических моделей, которые, наряду с другими моделями, нам предлагает наука о теориях познания – гносеология. И для поэта, и для его лирического героя способ освоения и познания мира более связан с интуитивным, чем с логическим. Он познает мир посредством чувств, причем обобщение полученных  знаний превращается в символ, а это отсылает читателя, прежде всего, к практикам мистицизма, основанным на мышлении иррациональном. Символами и образами первоначал и первостихий насыщена поэтическая ткань стихотворений: тьма и свет, вода и огонь, жизнь и смерть переплетаются друг с другом в борьбе за первенство, уступают друг другу место в процессе «мировоплощений», сливаются друг с другом, чтобы дать начало сущему. Мир в стихотворениях Ст. Айдиняна предстает не логически завершенным шедевром, в котором все изначально расставлено по своим местам, а великой тайной переплетения первосил, их игры, правила которой открываются лишь посвященным:

Весь мир – органный звук,
В котором ноты – тайны
И рокот – трубный глас
Над ледяной землей
Где шепчутся миры…
Огромней и случайней
Чем неба – нет игры
Над зеркалом – водой.

И над этим миром, в котором Каину не дано возвыситься над Авелем – как источник всего, как первопричина существования мира, возносится Бог, Логос. В этом ключе видится неслучайным название стихотворного сборника – «Скалы». Древние кавказские предания повествуют нам о том, что до сотворения тверди земной, когда мир был покрыт водой, Бог-Творец обитал в скале. С образом скалы, как жилища Бога, как места, где творение имеет свое начало,  тесно связываются сакральный образ мировой оси, центра мира. Именно там, где обитает Бог, сокрыты высшие знания и высшая мудрость законов Вечности.

Жизнь коротка! –
Сказал я эху скал,
И от вершины ветер побежал,
Неся ответ, что смерть – еще короче…

Здесь властвуют  закономерности, доступные разуму человека лишь в искаженном, отразившемся в кривом зеркале сознания, варианте. Здесь пространство свивается в круги, очертания которых неясны,  неподвластны графику и математической функции, движеньем рождая – мысль.  А время, «вихри пространства превозмогая», не длится бесконечно; по касательной двигаясь к Вечности, оно пронзает ее трехмерными воплощениями, чтобы, об нее, о Вечность, ударяясь – навсегда погибнуть:

Уж не найдешь – ни минуты, ни часа,
Белой эмали надгробье… и все!

В процессе мистического познания мира лирический герой Ст. Айдиняна принимает различные образы, примеряет различные роли. Так, например, герой одного из стихотворений – алхимик? посвященный? – осуществляя таинственный ритуал перевоплощения, отказывается от обладания могучими силами, потому что исток их – темное начало. Рукой поэта он превращен в Антифауста. Так же как и знаменитый волшебник и чернокнижник из средневековых легенд, герой жаждет познания, но он способен смирить великие амбиции, остановленный при выборе не цели, но средства.

Звериный рык растрещил тишину…
Теперь замри!
От естества Вселенной
Начало принял этот темный ЗВУК
Я вслушиваюсь – взять ли эту силу?..
Нет!.. Зверя глаз испуганно потух…

Лирический герой не стремится потрясти основы мира, а обретает смысл жизни человеческой именно в стремлении к постижению тайн бытия, мироздания, настраиваясь на «Регистр Вечности», а не на преходящее земное существование, несущее зачастую лед одиночества, холод разочарований, песок безвозвратности… Но в другом стихотворении перед нами предстает не герой, познающий действительность действием, а наоборот, некто обездвиженный, «как каменный суровый исполин», –  видится нам, за нелицеприятные деяния наказанный проклятием Богов. Демон дарует ему свободу, но не приносит она желанного избавления от жутких видений исполину, обманутому демоном, который его «отпускает в движенья мир»:

Теперь ступай, иди в движенья мир,
Он твой, спустись с твоей вершины!..
Я встал – но каменной лавиной
Живым принес я только смерть…

Общение с демоном заканчивается трагедией, и здесь косвенно автор вновь обращается к антифаустовской идее, согласно которой любой союз с темными силами мироздания приносит в этом мире зло тому, кто вступает в подобную сделку.  Соприкосновение с Предвечным требует от души высокой нравственной чистоты и моральных сил: необходимо суметь отличить темное от светлого, земное от горнего, выбирая, скорее, путь аскета и отшельника, чем чародея и колдуна. Но, даже идущей путями Данта, ищущей душе могут вдруг открыться светлые горизонты, уводящие из «царств темных снов» вперед, к божественной заре просветления. Именно ориентация на познание сущего, на соприкосновение с Предвечным, на поиск не оправдания, а основания жизни человека и человечества помогает лирическому герою и самому поэту:

Разбиться, выжить, умирая жить
В космической юдоли узнаваний,
Мечты о том, что опоздало быть
Сплотить в комок,
В ладони всех желаний,
Неумирающих,
Как воздуха финифть…
Разбиться, выжить, умирая жить…

Но не только о преодолении трагедий души человеческой и путях ее в мире, полном легковесных искушений, не только о суровом мире Скал рассказывает нам поэт в этой книге. Много в ней светлых, легких, ликующих строк – строк откровения души и мысли, вобравших в себя и истины Вечных книг,  и сакральный свет вдохновений, и не отягченную темными предощущениями неизбежной смерти радость существования. Лирический герой Ст. Айдиняна может быть не только камнем на холодном ветру, не только отказавшимся от земных наслаждений адептом, не только детищем «мрака и луны». Ему открываются заветные пути, он способен к цветению, к свечению, к полету:

Дивным светом мир объемлю
Ростом стебля воплотясь,
Я вдыхаю дивный лотос
В белых ветрах растворясь, –

пишет поэт и вслед за ним в запредельные светлые дали несется душа, и в такт сакральному дыханию Вечного бьется сердце.

Следующий сборник стихотворений Станислава Айдиняна под названием «С душой побыть наедине…» вышел в свет через несколько лет после книги «Скалы». В нем также, как и в первой книге, во главу угла поставлены такие проблемы, как осознание себя в мире, познание тайн мироздания, скоротечность времени и невоплотимость идеального в этой жизни…  Сердце поэта чутко реагирует на любое движение извне, а разум его приходит  к выводам, которые тотчас облекаются в символическую ткань. Каждое стихотворение представляет собой не просто текст, а многоуровневую конструкцию образов и значений, которые отсылают нас и к мифу, и к религиозным постулатам, и к мировому литературному наследию. Глубина поэтических обобщений заставляет вновь и вновь обращаться к текстам, находя в них новые, с первого раза не прочитанные смыслы.
Одной из поэтических тем книги на этот раз становится душа человека – не как морально-этическое обобщение, а как та сущность, без которой невозможно существование живого. В стихотворении «Под снегом дремлющим…» душа уподоблена поэтом растению, проходящему путь, начинающийся мистерией рождения и заканчивающийся смертью. Подобным сравнением поэт отсылает нас в далекую эру, известную ученым под именем астробиологической, когда в мифологическом сознании человек по своему вертикальному положению был ближе к деревьям и траве, чем к животному миру, расположенному в горизонтали бытия. Как растение тянется к свету, чтобы жить, принести плоды и вновь возродиться в них, так и человек должен тянуться к Свету Истины, чтобы возродится в новом воплощении, более близком к Вечности, чем предыдущее.

Цель жизни – достиженье скорлупы,
Что Вечности  огнем  опалено,
Взлетает птица – мыслящий тростник
Шумит и вертится веретено.

Целью жизни становится стремление к бессмертию, которое обозначает яйцо, космический символ, в верованиях и религиях  многих народов тесно связанный с появлением мира, рождением богов и человека. В этих строках Вечности, незыблемости, непознанности бытия противопоставляется жизнь всего земного, имеющая временный, цикличный, преходящий характер, заданный символом «веретено». В стихотворении «В Греции есть всё…» эта тема развивается: в нем юноше, вкушающему вино в объятиях возлюбленной, пригрезился тот сосуд, из которого это вино попало в его чашу – амфора на дне моря:

Амфоры, что плывут на корабле,
будут через две тысячу лет на дне моря…
И вместо вина жизни в них будет лишь ил забвения…

Солнце, плодородная земля, молодость, цветение, любовь – всё рано или поздно превращается в «ил забвения». Но если обратиться к практике символизма, в которой «ил» рассматривается как типичная среда для появления материи и связан с процессами и состояниями в стадии возникновения, то «амфора на дне моря» становится не олицетворением небытия, а лишь очередным этапом в мистерии непрекращающегося перерождения, на которое обречена жизнь земная.
Стихотворения, вошедшие в эту книгу, буквально пронизаны мотивами, связанными с еще одним символом перерождения и преобразования – огнем.

Огонь есть символ естества
И глубины, где лавы жилы,
И вертится, плывет Земля
От солнца набирая силы…

Невольно вспоминаются слова Гераклита Эфесского, который за пятьсот лет до начала нашей эры говорил, что «этот мировой порядок, тождественный для всех, не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами вспыхивающим и мерами угасающим». По Гераклиту, перемежающееся разгорание и затухание огня, первоначала, подарившего жизнь всему сущему, обеспечивает непрерывность процесса перевоплощения путем рождения и смерти. Перекликаются с учением античного философа и строки стихотворения  «В театр веков распахнуты врата…», в котором слово «огнелетья» прочитывается не только как предсказание войн и бедствий, но и как божественным огнем освященные циклы человеческой цивилизации на этой планете:

Над миром Логос сознает себя –
Он домышляет судьбы, дни, соцветья
Орнамент мыслей, снов, тысячелетий
В его рассвете
Пирамида льда –
Астральный свет
грядущих огнелетий…

К свету, как атрибуту огня, «светочу», связанному с очищением, возвышением, духовной энергией, стремится лирический герой, и в строках отчаяния и печали, одолевающих его, зачастую присутствует темнота или иной свет, идущий не от огня и Солнца, а от Луны, «от болот». Важно уметь отличить свет познания от фосфорического сияния ложных истин, от бликов, причудливо отраженных льдом и водой… «Миг миропознанья», настигающий подчас в «кромешной темноте» для поэта истинен тогда, когда его смело можно назвать «солнцерожденным».
В книге «С душой побыть наедине…» в стихотворной форме поэт часто обращается к исследованию такой темы, как течение времени: применительно человеку, стране, эпохе, планете. Многие стихотворения, вошедшие в сборник, были написаны в 1999-2000 годах, на сломе столетий, когда, как известно, обостряются эсхатологические настроения, и ощущения конца захлестывают общество через край. Но и здесь Ст. Айдинян остается верен себе: говоря о конце века ли, мира, он говорит лишь об окончании очередного цикла в жизни Вселенной.

Какой великий капитан
Ведет Корабль Земли по кругу,
Не зная боли, ни испуга,
Когда бушует Океан?..

Как часто мы задаем себе тот же вопрос? Поэту не нужно астрологов и предсказателей, для того чтобы знать, что может произойти. Он прозревает будущее без посторонней помощи, и право поэта пророчествовать дает Ст. Айдиняну говорить, что «испустила дух планета», что «мира больше нет». В стихотворении «Эпитафия ХХ веку» он дает картину общества, погруженного в мирское «стойло», которое, к сожалению, позабыло о благословении высших светлых сил, вложенном в каждого человека. Такому миру, оглохшему и не способному отличить болотные огни от «светочей» Вселенной, миру, от которого осталась одна видимость, путь один – идти на дно. И надежда на «Капитана Земли», на доброго ангела, который отменит конец света, уже не поможет…
Столько раз, несмотря на самые страшные предсказания, человечество, походя сквозь горнила войн и гнев стихий, избегало окончательной гибели. И почему, вопреки Вселенской воле, мы сами с настойчивым упорством приближаем свой конец, уничтожая и среду своего обитания, и лучших из лучших, способных вывести человечество на качественно новый этап существования? Подчас даже поэты не могут дать ответов на эти вопросы,

И оттого нам грустно, Цезарь,
И оттого нам грустно, галл…

Уже в сборнике «С душой побыть наедине…» мы встречаем химер – образ, который настолько завладел воображением поэта, что стихотворения, написанные под его влиянием, составили отдельную книгу стихотворений – «Химерион», вышедшую годом позже, в 2003-м. Почему поэт обратился к этому образу? У слова «химера» множество значений: неосуществимое, несбыточное, фантастическое, пугающее скрывает в себе оно, соединяя порою не сочетаемое, невиданное еще человеком. Образ мифологической Химеры, трехглавой огнедышащей родственницы Дракона, некогда опустошавшей Ликию и в страхе державшей древних греков, не канул, как библиотеки древних, в небытие, а эволюционировал вместе с сознанием человека, прочно прижившись в искусстве.
Рожденная Тифоном и Ехидной, Химера, «коей порода была от богов, не от смертных» (Гомер, Илиада, VI книга) некоторое время лютовала в Греции, наводя ужас одним своим видом, воедино слившим в себе козу, дракона и льва, пока не была убита юношей Беллерофонтом, внуком корыстолюбивого Сизифа, осужденного тщетно вкатывать камень на высокую гору. Исполнив волю ликийского царя Иобата, Беллерофонт, убил Химеру, поднявшись в воздух на крылатом Пегасе. Но, погибнув в мифе, древнегреческое чудовище чудесным образом оживает в христианской легенде о Георгии Победоносце в образе дракона-людоеда, чтобы снова быть повергнутым и подчиненным небесными, а не темными хтоническими силами. В «Химерионе» мы встречаем Химеру, ставшую воплощением бесовского, дьявольского во времена средневековья, где она, как фантастическая сущность, олицетворяющая греховное и порочное, составляет часть убранства готических соборов. И здесь, уже размноженная  и измельчавшая, но также подчиненная божественной воле, охраняет храмы от неприкаянных душ, стремящихся найти покой у алтаря.
Отталкивающий и устрашающий, химерический облик принимают бесы в сюжете об Искушении Святого Антония в гравюрах Шонгауера, Лукаса Кранаха, Жака Калло, на полотнах Босха и Брейгеля.  Но уже зачастую не физический, а все чаще моральный вред приносят они, искушая души, наводя безумие. Семь смертных грехов изображаются зачастую как безобразные химеры, призванные отпугнуть душу от чревоугодия, или скажем, прелюбодеяния. Постепенно из врага человеческого химеры превращаются в охранителя и предупредителя, занимая место между человеком и богом; они – низшие духи, могут и обидеть человека, и защитить его. Прожив долгую жизнь и цепь перевоплощений от древнегреческого чудища до скульптур эпохи ар нуво химера вобрала в себя множество смыслов, из древнего обобщения, из средневековой аллегории превратившись в художественный символ. Из метафоры Химера превратилась в камень, чтобы размножиться и, образуя символ, замкнуть круг перевоплощений.

Химеры не кончаются.
Они –
всегда живут,
Поскольку на планете
они в чертеж Творенья
внесены…

Не плоские аллегории, а именно символы-химеры во всем своем многообразии и совокупности смыслов населяют третью поэтическую книгу Станислава Айдиняна. Эта книга стихотворений, объединенных образом химеры – воплощением потустороннего, ирреального, но ощущаемого и даже видимого человеком мира, сама становится метафорой сосуществования миров и измерений во Вселенной. Нет, химеры в ней предстают пред читателем не воплощением неких бесовских качеств или порочных черт – они, как и люди, воплощают в себе и хорошее, и плохое, обладают своим видением сущего, своей философией. Они – повсюду, и мир их имеет свои опознавательные черты. Внешний облик этих химер сродни изображениям химер, принадлежащим руке одесского художника-графика Георгия Цомакиона, с семьей которого автор был знаком с детства. Некоторые их черты достались в наследство от внешнего вида готических химер, украшающих памятники средневекового зодчества, среди которых уместно упомянуть Собор Парижской Богоматери, воспетый Виктором Гюго в одноименном романе; угадывается в них и сходство с изображениями бесов на картинах художников Ренессанса и более поздних времен.

Из глубины веков встают
Ледовые пространства
И ось времён поёт о небытье.
Химеры
Алчности, Безумства, Постоянства, –
В пещере ждут свой час…

Но новаторство Айдиняна применительно к образу химеры заключается в том, что каждую героиню стихотворения он наделяет не одной-двумя чертами, а создает ей одной присущий характер, индивидуализируя тем самым образ аллегорический.   На страницах «Химериона» вы встретите химер, которых нельзя охарактеризовать одним лишь словом: мудрая, завистливая, коварная, любопытная, глупая, добрая и т.п… Сочетание различных качеств, различных черт, как света и тени в воображении опытного графика, создает неповторимые образы, которые на глазах обретают самостоятельное, обособленное от стихотворных строк существование. Они умеют петь и танцевать, ревновать и распутничать, рассуждения их порой мудры, порой коварны, действия таинственны и вместе с тем притягательны для людей, на которых химеры наводят панический страх.

Как странно, что среди живых
Мы боковым, дремотным зреньем
Ухватываем в четверть впечатленья
Из мира в мир луннолетящий блик –
Мерцающий, мгновенно-чудный лик
Трепещущий и ужасом и явью, –
Химерою летучею возник,
И тут же скрылся, не ужившись с явью…

«Химерион» странно напоминает мир людей, с их поведенческими моделями и пристрастиями. Он связан с миром зримым, миром «вещным» незримыми «лунными» нитями, но находится в иной плоскости, «на мосту», между «да» и «нет». Мир химер – это своеобразный обод между аверсом и реверсом человеческого бытия, он ближе к иррациональному, чем к познаваемому категориями логики, он насквозь пропитан чувствами, над которыми главенствует так называемое «шестое». Именно обладатели оного, как и автор книги, способны видеть полную тайн и знаков химерическую реальность: «Вы, вроде, не верите в Химеру, // Значит, вы безумны… // Вы катитесь в материализм», – утверждает поэт.
Химеры Станислава Айдиняна способны и насмешить, и заставить задуматься над  человеческим бытием. Провозвестники и отдельных судеб, и мировых трагедий, в воображении автора они сопровождают появлением своим в мире материальном, как правило, трагические события. Они оказываются рядом с теми, кому предуготована тяжелая болезнь, увечье, страшная кончина. Иногда же являются они более как бесы, искушая жертву, как, например, в стихотворении «Химера и Адольф», в котором химера нашептывает Адольфу, еще не ставшему Фюрером, картины великих разрушений, кои сотворены будут его рукой:

Железо и кровь, железо и дым…
Ты – кавалер Железного креста,
Я – художник! – с гордостью
прошептал Адольф
Да – подтвердила Химера, –
Ты будешь кровью размешивать краски…

Этот художник не смог противостоять великим искушениям, как в свое время это смог сделать Святой Антоний, один из первых монахов на Земле, заложивший основы подвижнического образа жизни. Являя химер не только реально существовавшим историческим личностям, но и литературным персонажам, таким как Крошка Цахес или Дон Жуан, поэт вплетает еще больше смысловых аллюзий в символ Химеры, соединяя и изобразительный, и архитектурный, и литературный аспекты в мистических образах, населяющих «Химерион».
Автор «Химериона» выписывает и хронотоп реальности, населенной химерами. Согласно  своему разумению он поселяет иррациональные эти сущности не в высших, приближенных к небесным, сферах, а в глубине, настолько же равноудаленной от центра планеты, как и небесные высоты. Но это не глубина Аида, нет, скорее какая-то третья реальность, астральная глубина, потусторонний океан:

О сколько сопредельных нам миров
Несутся на волнaх соседних измерений –
И лишь в ближайшем к нам,
Астральном «раздвоеньи» –
Химеры-нежити таинственно живут.

Химеры, овеществленные в камне, мятутся и тоскуют, не имея возможности сбросить материальное обличье и преодолеть границы меж мирами, чтобы вновь оказаться в родной стихии. Другие же, наоборот, являются нам из потусторонних глубин, умудренные созерцанием двух отличных друг от друга реальностей, поэтому не всегда понятно, говорят они о своем бытии или о человеческом. Но к миру материальному относятся они свысока, и на это есть веское основание. В их хронотопической модели есть лишь пространство – мерцающее, холодное… Пространство это постигается поэтом путем «пограничных» понятий и символов, таких как Мост, Башня, Луна. В этом ключе, например,  Химера в Луна-парке, рассуждающая о чертовом колесе как о метафоре времени жизни, отмерянной человеку, видится не просто забавной картинкой, а глубоким философским обобщением. Отсутствие времени в мире ирреальном дает химерам огромное преимущество перед людьми – они бессмертны.
Существуют ли низшие духи, которых мы называем химерами, на самом деле? Или рождены они буйной фантазией человека, привыкшего падать на колени перед тем, что не вмещается в развивающееся еще сознание «царя природы»? И развивающееся ли? Быть может, уже затухающее, растерявшее лучшие свои способности и возможности в процессе становления? К сожалению, научно мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть ни одного факта, связанного с проявлением неких мистических сущностей в нашем, закосневшем в картезианстве мире. Но все-таки, прогуливаясь в одиночестве в лунную ночь, будьте осторожны: вдруг и вас ненароком зацепит тяжелым крылом неведомая Химера?

Евгения Красноярова

 

Журнал «Дон», 2010, № 7-8, с. 245-255.