Поэт-академик В.П. Филатов
Академик Владимир Петрович Филатов и сегодня окружен солнечным ореолом доброй известности – стольких спас от слепоты, стольким вернул зрение, стольких обучил тайнам врачевания, столько открыл дотоле неведомого… Масштаб его личности был Ренессансный…. Широтою творческих и научных интересов он напоминал титанов эпохи Возрождения.
Что касается живописи и поэзии, к которым он был склонен с детства, то оба эти увлечения были для него раскрытием еще одной глубины, к которой звала его страстная и деятельная душа. Он все время находился в непрестанном научном и эстетическом поиске.
Духовному началу Владимир Петрович придавал решающее значение, был православно религиозен.. Прекрасно понимал, что человек – не исключительно телесное существо, хотя основным занятием его жизни было врачевание именно тела, его тканей…
Вот что он писал канонизированному впоследствии архиепископу Луке (В.Ф. Войно-Ясенецкому), хирургу-священнику: «Я нередко задумываюсь над вопросом о том, почему жизнь моя так продлена. Вероятно мне нужно еще поработать на земле либо по науке, либо над самим собой. Думаю, что скорее — это последнее. Но это для меня труднее, чем наука. Мое душевное состояние можно охарактеризовать словами сотника: верю, Господи, помоги моему неверию!
И я плохо перевоспитываю самого себя, свое тело земное, а оно и в мои годы все еще подвергается искушениям и грешным желаниям. Отсюда и мое вечное недовольство собою. Нередко прошу Господа об исцелении и часто пребываю в унынии, возвращаясь на старые навыки. Научное творчество у меня остается, но разве оно спасет меня, если я не буду очищен душевно!»…
В сокровенный близкий круг Владимира Петровича входила вокальный педагог Анастасия Васильевна Теодориди, ясновидящая, чьи ученицы говорили, что она живет одновременно в двух мирах. Служебную машину Владимира Петровича видели у дома Теодориди и тогда, когда ему предстояла особенно трудная операция…
И отца моего, тогда еще молодого, но уже известного певца, он тоже возил к Анастасии Васильевне… С Артуром Айдиняном он познакомился, когда ездил в Армению, — там он обвенчался в Эчмиадзине с Варварой Васильевной Скородинской, навестил своего коллегу Б. Н. Мелик-Мусьяна. Этот армянский профессор-офтальмолог представил ему будущего героя фильма «Сердце поет». У певца оказался пигментный литенит, болезнь древних армян, осложненный травмой – ударом, который он получил в застенках Гестапо, когда боролся у себя на родине, в Греции, против фашизма в рядах Сопротивления. Артур Айдинян по приглашению Филатова приехал лечиться в Одессу. Из порта его повез на своей «Победе» капитан теплохода «Грузия» Э. С. Гогитидзе, хорошо знавший академика. Гогитидзе восхищенно рассказал о дивном голосе певца, и Филатов тут же попросил спеть. Прося исполнить все новые песни, большей частью итальянские, Владимир Петрович столь увлекся, что отмахивался от настойчиво следовавших напоминаний, что его ждут, что надо идти на научную конференцию… Кончилось тем, что он взял Артура с собой и тому пришлось спеть ученым-медикам небольшой концерт. Так причудливо началась та научная конференция… Стоит ли говорить, что певец тут же был принят на лечение… Владимир Петрович сделал ему две операции, первая была особенно удачной. Они очень подружились, переписывались. Артур Айдинян стал сначала Заслуженным, потом Народным артистом Армении. Его известность в 1950-60-е годы была всесоюзной, голос постоянно звучал по радио и телевидению. Об их дружбе сказано и в одной из книг, посвященных Институту Филатова – «Институт Света». В художественном цветном музыкальном фильме «Сердце поет»(1956), снятом по мотивам судьбы артиста, операцию герою делает ученица академика Крылатова, — так Филатов назван в фильме, где Одесса волею режиссера Г. Мелик-Авакьяна превратилась в родной город Артура, Салоники, романтизированный конечно, как и весь фильм …
Однажды у Артура Айдиняна состоялся в Одессе концерт в Доме ученых, — на улице же бушевала снежная буря, настоящий буран. Не все любители вокала смогли прийти в тот вечер, но Владимир Петрович все равно приехал… После концерта в час ночи в массивную дверь подъезда дома на улице Пироговской, где певец останавливался у родителей жены, Л.Т. Гладковой, раздался звонок. К удивлению открывших на буранной улице стоял личный шофер академика Филатова и протягивал конверт. В нем оказались стихи:
Артуру Айдиняну
За чудеснейшее пенье
Наше Вам благодаренье,
Дали всем Вы нам утеху,
Рады вашему успеху.
Артуру Михайловичу позже рассказывали легенду, ходившую в Одессе про академика, что были установлены дни, когда его жена Варвара Васильевна уходила в гости, а к нему приходили двенадцать женщин – по числу месяцев в году, он им читал свои стихи, часто только что созданные; дарил плоды своей кисти, — картины и этюды, а они восхищались его многочисленными талантами. Эти встречи давали ему вдохновение для многотрудной работы…
Варвару Васильевну, вдову Владимира Петровича, мне нередко приходилось встречать и в дачном кооперативе, где был домик Филатова, и где и отец мой в память о друге в 1966 году приобрел дом, и, конечно, в 1960-70 годах в мавританском особняке, что и сегодня высится на углу Кирпичного переулка и Французского бульвара. Этот дом был частным, принадлежал он многолетней ассистентке Владимира Петровича в его хирургических операциях, Елене Аркадьевне Петросянц. Академик столь ценил ее, что одно время даже был слух, что он раздумывает — не связать ли с ней свою судьбу, но Варвара Васильевна, — активная, волевая, увлеченная, пришлась ему больше по душе. Елена Аркальевна очень ценила моего отца, во многом помогала ему. Он в первые годы в Одессе во время лечения в клинике Института даже жил в большом и гостеприимном доме Петросянцев, куда приходил в гости Филатов. Незадолго до своей смерти Елена Аркадьевна подарила мне поэму В.П.Филатова, героиней которой была восточная царевна Шалимар. От Варвары Васильевны, знаю историю создания этой поэмы.
Во время войны Филатов был в эвакуации – жил в Ташкенте, работал в военном госпитале. Одновременно с ним там оказалась Ольга Гзовская, оперный режиссер, певица, киноактриса. Как-то Филатов лежал с головной болью и к нему, больному, пришла его навестить, Гзовская, голосом которой, «большим и нежным» академик искренне восхищался. Она вынула из сумочки платок, надушенный настоящими французскими духами «Шалимар». Достать такие духи во время войны было просто немыслимо, и все же они откуда-то случайно появились. Ольга Владимировна игриво повеяла платком у лица Филатова, сказала, что это волшебное дуновение, и что он непременно выздоровеет. На следующий день головная боль прошла и Филатов написал поэму о том, как в давние времена жила дочь Эмира Омара, принцесса, «одаренная дарами феи» – «и красотою, и фатой, исполненной волшебных чар, и дивно пела Шалимар»… Потом следовала догадка о том, что посетившая его – воплощение той, давней легендарной Шалимар, чья душа «покинула земной шар на крылах у Азраила»… Это было одно из лучших стихотворений, написанных «на случай», которые мне приходилось читать…
Необходимо сказать, что Варвара Васильевна, помимо больших, сделанных для музея машинописных книг, создавала для друзей Филатова и его почитателей небольшие самодельные книжечки, куда входило по нескольку его стихотворений, напечатанных с рукописей. Орнаментальные обложки к стихам выполняла близкий друг поэта-врача, Марфа Викторовна Цомакион, женщина-философ, создательница уникального философского салона в Одессе, вдова друга Филатова, профессора-гинеколога Г.Ф.Цомакиона, графика и скульптора, чьи произведения, собранные в альбом, я видел в доме Филатова. Цомакион был потомком императора Византии Цимисхия. Варвара Васильевна познакомила меня с дочерью Георгия Федоровича и Марфы Викторовны, Людмилой Георгиевной, — ее Филатов устроил после безвинного пребывания в сталинских лагерях машинисткой в липразорий, а была она знатоком иностранных языков, переводила западноевропейскую поэзию с английского, французского, испанского, даже с латыни…
В 2003 году я стал составителем Одесской литературно-художественной антологии «Одесские страницы», которая в рамках московского толстого журнала «Меценат и мир» была задумана по прообразу известных «Тарусских страниц» Г.К. Паустовского. Так вот первый выпуск антологии, открывается рубрикой «Из поэтического Пантеона», где помещены три стихотворения В. П. Филатова. Одно из них написано от лица поэта-охотника, идущего по степи и мучимого жаждой. У него есть стихотворения, в которых он проявляет себя как прекрасный знаток природы, флоры и фауны, которые он тонко чувствует. Другое стихотворение трагико-романтическое, таких также много вышло из-под его пера, ему свойственна трагическая нота, он может написать и о тоске, о страсти, о безысходности, и третье стихотворение — народное, былинное по напеву, это тоже свойство целого ряда филатовских рифмованных сочинений… Некоторые из них он подписывал анаграммой – «Воталиф».
Стилистически стихотворения Владимира Петровича несут в себе отзвуки классической русской поэзии ХIХ века, ведь именно тогда он сформировался как личность, да и как поэт. Однако в его поэзии нет декадентства с его символической отрешенностью или любованием грехом. Чаще всего Филатов-поэт предстает перед читателем как лирик. Ему весьма органичны исповедально-религиозные мотивы, подчас – мистические, реже — гражданские. Христианские стихи Филатова люди при его жизни переписывали от руки и передавали друг другу; христианская литература, поэзия были в советское время недостижимы.
В заключение хочу выразить благодарность Наталии Борисовне Коваленко, директору Музея академика В.П. Филатова в Одессе, которая кропотливо собрала многие и многие стихотворения в сборник, который впервые должен в будущем наиболее полно познакомить интеллигентного читателя с поэтико-лирическим наследием всемирно известного ученого, пытливого исследователя, провидчивого изобретателя, успевшего сделать много добра людям…
Станислав Айдинян,
искусствовед, член Союза российских писателей
член Конгресса литераторов Украины,,
вице-президент Творческого союза художников России по общественным связям,
член правления Международной ассоциации содействия культуре ( Россия)..
ВЛАДМИР ФИЛАТОВ
ШАЛИМАР
В былых веках, на «крыше мира»,
В долинах дальнего Памира,
Иль в Гималаях Индостана,
А, может быть, в горах Шимгана,
Великий жил эмир Омар;
С ним дочь – принцесса Шалимар.
Принцессу, силы не жалея,
Осыпала дарами фея:
И добротой и красотой,
И ароматною фатой,
Исполненной волшебных чар;
И дивно пела Шалимар.
Страны прекрасной той границы
И стен ликующей столицы
От вражьих сил не защищали
В кольчугах из дамасской стали
Дружины грозных янычар;
Их защищала – Шалимар.
Едва ее заслышав пенье,
Враг приходил в оцепененье;
А колыханье покрывала
Над ним победу завершало:
Враг не выдерживал удар –
И в мирный плен шел к Шалимар!
И долго жили безмятежно
Эмир Омар с принцессой нежной.
Но круг замкнули свой светила,
И на крылах у Азраила
Земной покинула наш шар
Душа прекрасной Шалимар.
В столетье раз – есть слух в народе –
Аллах рождать велел природе
Принцессы дивной повторенье –
Поэтам бедным в утешенье,
Дабы могли душевный жар
Излить в стихах в часть Шалимар.
Я много лет гулял по свету
И мне – бродячему поэту –
Пришлось вот с Вами повстречаться.
Кто ж Вы – не трудно догадаться:
И сердцем я, хоть я и стар,
Узнал в Вас тотчас Шалимар.
Вы, как она, высоки, стройны,
И величавы и спокойны;
Но за улыбкою прекрасной
И за очей лазурью ясной,
Скрыт, чую я, страстей пожар,
Как и у прежней Шалимар!
Вы словно лебедь белоснежный;
А голос Ваш – большой и нежный
Нам души грубые пленяет
И теплым ветром разгоняет
Он наших чувств пустых базар,
Как голос прежней Шалимар.
Как щедр Аллах! Природы сила
И сверх того Вас наградила
Фатой чудесной и волшебной,
И ароматной и целебной:
Принес магический тот дар
Сын гор – посланец Шалимар.
Был день: терзал Шайтан проклятый
Мой бедный ум: но ароматы
С фаты Вы в душу заструили
И словом ласки умирили
Душевных бурь моих кошмар,
Как та, былая Шалимар!
И как от трели соловьиной,
Звучащей в полночь над долиной,
Мечты и трепет ожиданья
Слиты в одно очарованье –
Так для меня ( Аллах Акбар!)
В одну слились две Шалимар!
5. IV.1943 г.
***
Когда доверчиво так руки
На плечи вы кладете мне,
Пьет сердце сладостные муки,
Мой мозг пылает как в огне…
Когда ко мне склоняся низко,
Глядите вы в мои глаза –
С улыбкой, долго… близко-близко…
В дали мне чудится гроза…
В душе, в глубоком подземелье,
Бушует раб – то страсть моя!
Он жаждет воли и похмелья,
Цепями медными гремя…
Далекий гром… ни на мгновенье
Он не нарушит ваш покой!
Стоит мое благоговенье
Всегда незыблемой стеной…
***
Пошли мне, Боже, час кончины
Не в окровавленной войне,
Не в глубине морской пучины,
Не в подземелье, не в огне.
Пусть в день последнего прощанья
Недуг не окуёт мой ум,
И пусть несносные страданья
Не омрачают ясность дум.
Друзей даруй мне окруженье
При приближение конца,
Дай сыну дать благословление
Рукой любящего отца;
И разреши Ты мне как счастье
Прощенье получить грехов,
Позволь, чтобы через Причастье
Мой дух вошёл в чертог Христов.
УЛЬТРА-ПЕССИМИЗМ
«Ямщик, не гони лошадей!»
— Аль некуда больше спешить?
Она ль изменила? Вы ль ей?
Иль нечем дверь счастья открыть?
Печальный ответ мой я дам:
Как некогда, полон я сил
И сколько бы ни было дам
Охотно бы всех я любил.
Ямщик, посоветуй, как быть?
— Мне времени нет никогда,
Мне некогда больше любить!
А есть и похуже беда:
Жилплощадь нужна, чтобы жить,
Но нужен лишь метр для страстей!
И нет его! Негде любить!
Ямщик! Распрягай лошадей!
«Отцу»
Прими, отец, мое благодаренье
За мудрость твоего духовного труда.
Ты мысли дал моей другое направленье,
Велел в унынья час ты вспоминать всегда,
Что на мое сердечное моленье
Бог милосердный глух не будет никогда,
Что и моим грехам подаст он исцеленье
И морем благости их смоет без следа…
1948
*
Учитесь силы отдавать
Самоотверженно науке,
Так, чтобы зрение возвращать
Могли умело Ваши руки,
Чтоб был велик труда размах,
Не исчезало вдохновенье,
Чтоб скальпель в опытных руках
Нес людям счастье и Прозренье…
*
Осенней ночью в лесу угрюмом,
Где стонет филин, где с тихим шумом
Ведут беседу дерев вершины
Про темный омут в глуши долины,
Про тайны леса и чащ окрестных,
На перекрестке дорог безвестных,
В часовне старой, давно забытой,
С прогнившей крышей, травой покрытой,
Затеплил странник пред ликом Девы
Огонь лампады; пропел напевы
И вновь поплелся неутомимо
В свой путь далекий, к Иерусалиму.
Лампады пламя горело ровно
И грело стены оно любовно,
Тянулось к Лику оно с приветом
И озаряло чудесным светом
Окрест часовни седые ели,
Что в сне зеленом зацепенели.
С свистящим смехом сквозь стену леса
Прорвался ветер, как злой повеса.
Он был злораден, он был несносен.
Тепло и ласку с зеленых сосен
И с мудрых елей он грубо свеял
И дверь часовни, свистя, повеял
Боролось долго со смертью пламя:
То Лик иконы оно лучами,
Вдруг разгораясь, весь обнимало,
То колебалось и трепетало,
То в сизой тени, синея, гасло
И, вспыхнув ярко, оно угасло.
Оно угасло, но в снах зеленых
Дерев, лампадой завороженных,
О ней осталось воспоминанье,
Как дней прошедших очарованье.
С тех пор о небе они мечтают,
Ветвями машут и вспоминают.
Как в лес дремучий ночной порою
Чудесный странник пришел тропою,
Зажег лампаду и пел напевы
В часовне старой пред Ликом Девы.
Прощай, Земля
Прощай, Земля! Настало время
Мне изменить привычный путь!
И тела тягостное бремя
С души измученно стряхнуть.
Не помяну тебя я лихом,
Ты мне давала много раз
Дни проводить в приюте тихом
Под голос грома, в бури час.
Знавал я миги вдохновенья,
За истину победный бой,
Порой – молитву умиленья
И творчества порыв святой…
1956