легенда
Во времена, когда птицы еще умели говорить, один из богов, кузнец, живший в пещере у темной горы, придумал и стал создавать железный истукан, который мог механически двигаться и говорить, как если бы мыслил.
Кузнец сковал искристыми ударами молота руки и ноги, прикрепил их к телу. В тело истукана вложил меха. Меха раздулись – в дыхании куклы послышался голос, раздалось имя кузнеца:
— Гефест!..
Стоял перед куклой кузнец. Руки его поросли сажей веков. Этими руками он некогда выковал цепи другу своему Прометею. Обвязал он цепями и сердце нового, созданного им существа. Кузнец улыбался, вулканические перепончатые веки обнимала улыбка, когда неумелый еще голос куклы повторил:
Гефест!
Гефест!
Кузнец подумал, что творение его совершенно. Хотя, не спорит с бессмертными.
Гефест!
Гефест!
… Прервал мысли Гефеста голос новорожденной куклы. Истукан был готов, но чего-то в нем не доставало. Гефест догадался, что не хватало ему красоты, алеющей на вершинах священным недоступным цветком. Закопченный и темный как Хаос, Гефест полетел на огненной колеснице Фаэтона к Олимпу и долго глядел на тонкоруких муз, пляшущих извилистый, как священная змея, танец вокруг кумира их Аполлона.
С орлиных высот уловил Гефест в движениях муз орнамент красоты и, вернувшись в пещеру, вновь принялся за работу. За две долгих огненных ночи он соткал светлые ткани телесности. Искусно навил их на прочную основу. Засияла озаренная кукла. Гефест создал для истукана столь красивую оболочку, что птицы, прекратив вещие речи, запели на ветвях.
— Пандора! – назвал куклу Гефест и кукла повторила за ним послушно: — Пандора…
Зевс, узнав от вездесущего Гермеса о рождении прекрасного истукана, заподозрил Гефеста в том, что ото всех богов и богинь взял он по нити и вплел в ткани своего первенца…. Иначе трудно было бы ему пленить образом куклы и прекрасную Афину, и страстную Афродиту, благосклонно взиравших с Олимпа.
Как бы то ни было, Зевс предвидел следующий шаг Гефеста. Только к родному брату любимого друга Прометея, к Эпитемею мог привести в дом им созданную прекрасную куклу кузнец. Ибо поклялся в память о Прометее быть братом Эпиметею. Образ Прометея приходил Гефесту во снах, Гефест помнил и проклинал свою перед Прометеем вину – вспоминал, как посмел ослушаться Зевса, как ковал другу-титану. Потому все лучшее в память Прометея отдавал он другу и названному брату Эпиметею.
Мог, конечно, Гефест оставить куклу у себя. Но тот, кто творец, тот никогда не оставит даже им самим созданную куклу в своем жилище. Сожалея и страдая, все же — не оставит…
Так и случилось. Рано утром, под пение ор, несущих перед Пандорой весенний венок, хмурый кузнец спустился угольных вершин к беззаботному брату Прометея. В темных ладонях нес он Пандору. Еще издали увидел Гефеста томимый предчувствием Эпиметей. Когда взгляд его пал на Пандору, Эпиметей склонился на колени перед той, равной которой не было среди земных существ.
Зевс взирал с высот на куклу, одетую в божественность, Громовержец видел, как простодушный Эпиметей торжественно ввел в дом Пандору и сразу же забыл о Гефесте. Кузнец и печально ушел назад, к оставленной кузнице, где меха горна шинели призывно и где остывали лезвия мечей, выкованные для чьей-то мести. Пандора поселилась в доме у Эпиметея. Скоро научилась она говорить любовно и сладко:
— Эпиметей!
И Эпиметей, брат титана, таял от любви при нежно произнесенном звуке его имени. Как заклятая и завороженная магом змея, не мог он уже и мыслить… Только имел одну заботу — как можно больше даров всевозможных — разных, богатых и скромных принести от моря и неба, от лесов и садов царственной Пандоре…
Смотрел с вершин на Пандору и на горящие глаза Эпиметея гневный верховный Зевс л вспоминал. Воспоминания его объемляли миры. Он видел, как дед его, живший в первобытном Хаосе, глубоко дыша, выдыхал миры за мирами. Память Зевса была древнее самого громовержца потому, возвращаясь из прошлого, бог богов видел будущее. Из глубоких амфитеатров памяти возникла у Зевса мысль о том, что у Эпиметея и Пандоры будет потомство.
Зевс решил прислать молодоженам, сочетавшимся любовью, свадебный подарок…
Однажды проснувшись в своих низинах, увидели молодые при лучистом восходе утра на пороге жилища — ящик, светлеющий неизвестным металлом на солнце. Эпиметей воскликнул:
— О, это новый подарок друга и брата моего Гефеста. Он нам с тобою, любимая, сковал и прислал бессмертие! Я вижу — это подарок подарков. Это дар божества, совершенный как само творение… Пандора отвечала Эпиметею:
— Эпиметей!
— Да, любимая, я прошу, не открывай пока этот ящик! В нем наше богатство и наше родство с богами. В нем — тайна. Видишь, на темном языке написано имя пращура и замок открывается только при произнесении его имени.
Это имя… Птицы притихли на ветвях. Они молчали столь явственно, сколь явственно пели при рождении Пандоры. Все живое превратилось в слух, чтобы услышать заветное имя: Неосторожный Эпиметей, наученный братом разбирать говорящие знаки, прочел сокровенное имя —
— Брама!
Птицы яркие, прилетевшие из невыносимо-жарких стран, повторили, как глубокое эхо:
…Брама! Брама!..
Механическая рука Пандоры бездумно, без мысли, без чувства, потянулась к крышке ящика.
— Пандора!.. — крикнул Эпиметей…
Но Пандора рукою, привыкшей брать дары, принесенные от богов и от певчих птиц,., откинула крышку. Ей ли, прекрасной, слушаться своего Эпиметея?
Странное облако выплыло из-под крышки. Будто пыльный покров потревожили течения воздуха. Из облака показалась темноглазая женщина в венце из лотосов, в темно красном, как бешеный пламень, платье.
Приняв женщину за собственное отражение в облаке, Пандора шагнула к ящику за дарами. Кровавой улыбкой улыбнулась женщина и подала Пандоре сосуд.
Эпиметей в смятении крикнул: Не бери этого дара, Пандора!
Но Пандора, даже не коснувшись слухом его слов, механической рукою приняла холодный сосуд из рук Неизвестной и тотчас из сосуда на землю закапали слезы — побежала река, которую потом нарекли Летой. В ужасе стоял Эпиметей перед неостановимо льющейся из рук Пандоры рекою человеческих слез. На берегах реки, в ту же ночь поросших дикими тюльпанами, родился у Пандоры маленький Харон, будущий перевозчик через реку. Он родился, чтобы ни разу в жизни не улыбнуться. Любопытные птицы говорили, что Харон появился на свет с веслом в руке Еще говорили птицы, что механическая Пандора не могла меть детей и ночью взяла себе в незаслуженный дар младенца из колыбели черноликой богини Никс… Так или иначе, когда Пандора приняла от пришелицы чашу слез и когда Принесшая исчезла, Пандора сказала:
— Гефест!
Сказала потому, что слезы разлитой реки достигли подножия горы, где жил Гефест, увидевший слезные воды и все понявший. Гефест, творец Пандоры, в гневе взял молот, хотел разбить Пандоре железное, па цепях висящее сердце, но пожалел друга и брата, который сказал, что, потеряв прекрасную Пандору, уйдет навсегда на дно вытекшей из сосуда реки смерти.
Эпиметей пригрозил никогда не вернуться и Гефест, пожалев, оставил его жить с механической Пандорой.
Часто Эпиметей сидел с Пандорой на берегу Леты и смотрел, как сын перевозит с берега на берег рыдающие тени. Пандора довольно улыбалась: сын ее был при деле… А Гефест, чтобы хоть как-нибудь утешить Эпиметея, все же мечтающего о дне реки, сочинил для него веселый миф об Адаме и Еве…
Станислав Айдинян