СОЛНЕЧНЫЙ КРОКОДИЛ

Станислав Айдинян

Двигался я по пустыне. Уже солнце склонялось к закату и жаркое марево приобретало оранжевый оттенок – будто кто-то рассыпал апельсины по песку, они светились из под песка… И вот, когда мой верблюд склонил голову и остановился, я увидел, что из-за ближнего песчаного холма, из-за бархана, показалась кокая-то темная гора. Она росла, колыхалась, росла, пока не выросла непостижимым образом, в гигантского крокодила, который, как древний змей, заслонил собою солнце.
Все происходящее было столь нереально… Я смотрел на крокодила в каком-то оцепенении.
Глупая мысль сказала – если здесь такой большой крокодил, значит есть большая вода, — крокодил слезливо поглядел на меня и неспешно двинулся ко мне. Ему было тяжело передвигать короткие лапы по песку. Я по-прежнему не мог двинуться с места. Меня охватило неживое успокоение. Такое бывает, я думаю, у жертв. Крокодил подлез, подполз еще ближе.
Его мутные глаза, привыкшие видеть в речной тине, глянули на меня, в них появилась мысль.
Распознав мысль, я сказал на древнеегипетском языке: — Как, о Амон, может быть крокодил без воды в пустыне? Неожиданно крокодил открыл пасть и челюсти его двинулись, крокодил плаксиво заявил: — Жизнь достойного состоит из невозможностей! Но и недостойные, бывает, получают дары. Один Бог ведает, кому и сколько даров причитается. Для тебя, о путник, пришел час принять дар, и твой дар – это – созерцать невозможного крокодила в безводной пустыне.
Я – тварь земная и водная. Появление человека в пустыне мне не кажется невероятным и невозможным, хотя в пустыне кроме песка, самума и выбеленных временем костей заблудившихся и погибших, быть никого не должно.
— Если ты не мираж, — сказал я, — и говоришь человечьим голосом, значит… ты заколдован. Или во чреве твоем страдает кто то сказочный, кого опутали злые чары.
Крокодил усмехнулся и ответил, поведя панцирным толстым боком, – А если ты говоришь человеческим голосом, мне надо предположить, что в тебе, возможно, спрятано какое-то существо, говорящее от твоего имени либо же… страдающий крокодил, который злыми чарами был превращен в почти беззубого и совсем бесхвостого человека; он или оно не может выбраться из тебя и взывает о помощи ко мне, крокодилу, чтобы я освободил его из ненавистной человеческой оболочки…
Я обращаюсь к страдающему крокодилу внутри тебя! Предлагаю ему свою помощь.
Я не нашелся что ответить, и следующие несколько минут прошли бы в молчании, если бы крокодил не заворочался снова и не произнес:
— Как будто пожирать живых существ людям менее свойственно, чем нам, крокодилам. На вас смотрят овцы, коровы, свиньи наконец, курицы, и вы им улыбаетесь – Какая овечки, какая коровка, какая несушка! – пишите о них нежные идиллические стихи, а потом их едите! – вот суть человеческая…
Мы же, крокодилы, едим только тогда, когда голодны, мы не пишем идиллических стихов, лживо не умиляемся. И как умилятся на толстых, глупых, неповоротливых гиппопотамов, которые «входят» в нашу диету…
— Есть тень мудрости в словах твоих – сказал я.
«Мудрость одинока» – неожиданно, для самого себя прибавил я, хотя я не знал, известно ли крокодилу, что такое одиночество. На примере собак и котов знаю, что это не только человеческое чувство.
Услышав мою фразу, крокодил оживился, крокодилова слеза растроганности потекла из его глаза.
— О человек, я действительно одинок, как все твари земные, но не столь одинок, как ты… И, как ты наверное знаешь, ко мне прилетают мои друзья-птицы. Они питаются мясом, застрявшем в моих зубах. У меня друзья-зубочистки, — со смехом уточнил крокодил. У вас, у людей, друзья появляются тоже больше всего в том случае, если у тебя есть острые зубы. И если у тебя есть чем друзей покормить. Крокодил снова ехидно забулькал многозначительным крокодиловым смехом.
— Итак, путник, ты встретил на своем благом пути под солнцем острые зубы одинокого крокодила – изрекла рептилия и, довольная своим красноречием, прикрыла глаза.
— Да, крокодил, — сказал я, — выходя из дремотного гипноза, — ты прав, у тебя есть и друзья и зубы, и сила твоего большого панцирного тела… но у тебя нет имени. Имя тебе может дать только человек…
И тут произошло неожиданное, — крокодил как-то обмяк, замолк его смех, он смущенно отвел морду вбок и недовольно сказал:
— Да, человек, если бы я мог не только получить имя, но и ввести его в свою суть, одеть его как люди одевают одежду, я перестал бы быть крокодилом, я стал бы… сверхкрокодилом, может быть даже драконом, — мечтательно и печально сказал аллигатор, — у меня же были в роду драконы, не так ли, человек?
— А пропустишь ли ты меня, дашь ли дорогу, если я тебе дам имя? – спросил я.
— Хоть я и не ужинал, да и до воды, тут ты прав, далековато, я перестану исполнять роль смертельного миража или джина в пустыне, и пропущу тебя в твое будущее. Да будет это воздержание от пищи – соблюдением поста во имя Аллаха.
— Тогда слушай, крокодил – сказал я, — слушай, и пусть потомки твои воспримут от тебя имя твоего рода… Да наречешься ты…
Но тут крокодил гневно и тяжело ударил хвостом – Нет, а вдруг… а если человек, даже который вправе давать имена, произнесет мое имя, оно будет осквернено… Имя должно быть священным, а люди умеют и могут осквернять даже ими самими данные имена. Лучше я разрушу твою телесную оболочку и насыщение станет моим, – с этими словами крокодил угрожающе двинулся в мою сторону.
— Стой, остановись крокодил! – закричал я, — где же твоя мудрость, куда она от тебя спряталась? Если ты убьешь меня, то некому будет подарить тебе имя…
Крокодил остановился в раздумье, — Человек оскверняет имена, когда произносит их. Но он не оскверняет их тогда, когда их пишет. — Ты напишешь имя на бумаге и покажешь лист мне! – Я запомню его, а ты, так и быть, пойдешь своей дорогой. Я же буду лежать и примерять свое имя.
— Да наречешься ты… — медленно сказал я… крокодил закрыл глаза, потом снова открыл их.
На пергаменте, который я вытащил из сумки, висящей на боку испуганного, дрожащего при виде крокодила верблюда, я начертал имя, и потом обратил лист пергамента к глазам крокодила.
На листе стояло – Чудовище сна…
Крокодил поднял голову, прислушался, лишь тишина да вкрадчивый ветер пустыни шевелил вокруг нас осыпающийся песок. Чудовище сна поглядела мне пристально в глаза и… внезапно исчезло… Вслед за ним исчезло все – и пустыня и барханы и мой верблюд, даже пергамент с начертанным на нем новым именем крокодила…
Я лежал на берегу Нила на шезлонге, предо мной на низком столике стоял прохладительный напиток. Я поправил съехавшую мне на глаза шляпу, шире открыл заспанные, как у крокодила мутные глаза и спросил слугу, проходившего мимо:

— Have you seen a big crocodile here?1
— No, sir, — вежливо ответил с поклоном слуга, — What kind of crocodile do you mean, maybe you mean one of our English ladies?2
— No, – возразил я, — I mean the big wize crocodile…3

— O, it’s your dream, sir!4 – прибавил он с поклоном и ушел, оставив меня в неподвижном покое на шезлонге, и мне стало одиноко, как крокодилу в пустыне. Я отпил от бокала и с тоской вспомнил, что это мутное апельсиновое пойло, которое принес слуга, называется Sun Crocodile – Солнечный Крокодил… Я его заказал, прежде чем задремать в шезлонге у бассейна с прозрачной, прошедшей через фильтры, морской водой.
Так вот, оказывается, откуда появился крокодил – подумал я, но у меня не было причины улыбнуться моей догадке.

________
1.Вы видели бошього кроколила здесь? (англ.)
2. Нет,сэр, -…Какого крокодила Вы имеете в виду, может быть это одна из наших английских леди? (англ.)
3.Нет,.. Я имею в виду бльшого мудрого крокодила. (англ.)
4 О, это ваш сон, сэр! (англ.)