Станислав Айдинян
В тот день, засыпая, я услышал, как кто-то звал — Рейнолдс, Рейнолдс…. Это было как в старом динамике, через потрескивание и помехи. Потом голос затих и слышалось лишь попискивание механической мышиной стаи — они говорили меж собой на азбуке Морзе, но каждый кричал о себе, в ту ночь все заболели одиночеством, одиночеством…
Когда я стал углубляться в свой сон, я ощутил себя -как в детстве — когда твое восприятие больше тебя — когда мир пугающе-огромен…
Итак, я стал прозревать в новую реальность… Первое, я увидел свою тень на освещенном неровным солнечным светом песке… Нет, там было две тени… Рядом со мной стоит нелепо-худая женщина со скорбно-леонардовским лицом… Ее подгрудье морщинисто, ноги не то что массивны, но преувеличенно мускулисты, как у постаревшей спортсменки, которая была молода в 40-ых… Судя по тени, которую отбрасывала, женщина была довольно большого роста, по крайней мере мне так казалось… Мне также казалось, что у нее ноги прочные, как мраморные и, почувствовав свою безнаказанность, что иногда бывает во сне, я схватился за каменно-крепкие прохладные ноги руками и из-за них, как из-за скалы, наблюдал…
Женщина подняла одну руку и указала на то, что было впереди. Мне трудно было поднять веки, но я сделал усилие и взгляд, сначала воспринял все в одной точке, которая раскрылась в картинку… Точнее, как-то сразу я увидел что-то вроде мирового яйца. Я узнал очертания континентов… Мне когда-то впервые дед показывал Африку в старом пожелтевшем Атласе…И Латинскую Америку… Но Америка и Африка… — они будто стекали с земного яйцеобразного тела. Морщась хребтами гор, которые шли выпуклыми морщинами, как на школьном муляже, континенты сползали, как нечто, что устало жить и стремится к своей деформации, чтобы уйти в ноль формального уничтожения… Женщина показывала туда, где должна была быть Европа… От Европы ничего почти не осталось. Она была в промоинах, будто Северный Ледовитый океан надвинул воды на сушу… И я увидел… Да… Мускулистая рука, какого-то страшного Гомункулуса, показавшаяся из тектонической трещины, разломившей земное яйцо надвое, гнала невольно волны на погибающую Европу… Трещина прошла по тому месту, где должна быть Америка, — там вздулся бугор головы — точно, гибель человечества должна прийти с Североамериканского континента — где произошло Апокалиптическое зарождение существа, которое напряженным развитием одних своих способностей уничтожило другие свои способности… Разум человека, чья голова появляется на месте Северного континента, должен настолько победить чувства, чтобы от них остался лишь форма, символически напоминавшая о былом их существовании — подобно улыбке, которая не выражает ни доброго отношения, ни радости…
Океан вздулся, волны должны были броситься к суше, будто кто-то гигантской стопой распирал земное яйцо изнутри…
Сначала я не понимал, откуда взялось у меня чувство, что все, что я вижу, плод явственной предопределенности… Потом понял — под яйцо, грузно лежащее в песке пустыни, венчающейся четырьмя горами у горизонта, подложена серебристая ткань, неровно-рваная по краям. И я представил себе, что яйцо это века и века, тысячелетия, висело в пространстве, где не было ни конца, ни края и — когда время окончило свой бег, земля — приземлилась… Малая земля приземлилась на еще более громадную землю, которая была создана опять таки только как черновик для создания еще большей Земли… Однако меня потрясло не это. Я вдохнул ласково-теплый воздух пустыни… Он действительно был теплым и ласковым… Меня потрясло то, что безмолвно висело в воздухе…
…Видите ли, когда человек уже умер, он первое время все видит, но уже не чувствует, ему дается дар посмертного безразличия после яркого, чувственно-прекрасного восторга выхода из тела… Ведь человек, на самом деле счастлив по-настоящему лишь тогда, когда умирает…
Так вот, я был потрясен во сне, я испытывал потрясение от открытия тайны. Я отчетливо разглядел над треснувшим яйцом своего рода зонтообразный полог — что-то вроде балдахина… Это был матерчатый шатер, с тонкими концами, свисающими вниз, будто его поднял над землею теплый воздух. Я видел, что полог появился оттого, что родился Гомункулус, и что появление Гомункулуса апокалиптически и провиденциально связано с нависшим, как овеществленное затмение, Предвестием. На землю больше не падали лучи. Саван Земли?.. Саваном покрывают лицо Смерти… Но так ли это?.. Может я ошибаюсь.. И тут громомовая догадка колоколом грянула с неба… Я стал считать повисшие с неба концы этого серовато-белого надземного плата, сделанного, наверно из шкуры апокалиптического коня… Концов было раз, два… да, их было тринадцать… Как боятся этого числа люди… Не понимая… Суеверие? Нет — древняя Кабалла и карты Таро говорят о значении тайно крестообразного, как и тройка, числа — оно символизирует — окончание одного периода и начало другого. Так с точки зрения Вечности обозначается конкретная Смерть…
Тем временем над несчастным, треснувшим земным яйцом тучи сгустились, грозовое зарево занялось у горизонта… Яйцо стало отбрасывать очень черную, плотную, как глубина Океана, тень…
Горы стали у горизонта видны рельефнее, четче вырисовался их чуть красноватый — как в американских каньонах, — абрис.. Там, где кончалась тень от яйца, я увидел двух людей, — они, совершенно не обращая внимание на яйцо, беседовали. Один, наклонившись к другому шептал. И пустыня несла вместе с теплым ветром его слова: — Не веди их… Не поклоняйся ему… Он вас предаст… Я слышал эти тревожные слова отчетливо, несмотря на разделявшее нас большое расстояние. И слева от них я увидел в песке, что-то круглое, неярко блестящее. Это было небольшое яйцо…
Тем временем тучи сгустились еще больше и справа в небе стала наплывать настоящая мгла… Сдвинув взгляд вправо, я увидел какое-то юное существо — то ли девушку, то ли юношу. Это существо, как ни странно…танцевало. Оно танцевало беззаботно-ритмично, поворачивалось и выгибалось юным телом, потом плавно останавливалось, как в новом испанском балете, потом вновь устремлялось в движение, будто день и ночь сменяли друг друга, будто это было само Время.
…А то, что это было действительно Время, я убедился когда, напрягши взгляд и зажмурясь, я рассмотрел, что это андрогинное существо то и дело, плавно останавливаясь, смотрит на солнце через цветное темноватое стеклышко… И я понял, что присутствую при приближении великого Затмении… И еще я увидел, что там, за плечами танцующего и беру0щего свою протяженность от Солнца -Времени виднеется каменная строгая башня. Одно над другим два окошка в ровно отесанном камне. И я почувствовал, что из этих темных окошек всевидящий глаз наблюдает за нависшим над Землею покрывалом..
Но тут я ощутил все иначе — мне показалось что кто-то бережно протянул над Землею покров защиты, развернул над нею Плащаницу, потому что душа Земли, разбитая, в трещинах грехов, в обреченности плывущих навстречу гибели континентов, все равно достойна сострадания Свыше… И тогда озарилось по-новому, светло и ясно небо. Застыла рука Гомункулуса. Остановились волны потопа, несущиеся на погибающие материки. И оттуда, издали, где беседовали двое, в ветре донеслось старое как мир слово — Аминь!.. Слово это медленно потекло темно-янтарной каплей из трещины Земли, и остановилось на небрежно постланной под тело Земли материи. Я понял, что эта материя нематериальна. И я впервые увидел, что слово становится Словом, именно когда сможет отбросить тень в материю… Только тогда оно, победив смерть, сможет начать новую жизнь, тонко символически материализовавшись там… где небо и землю смыкает тайна…
1999