Станислав Айдинян
Утро, солнце, искры снежинок из-под копыт, стеклянные осколки льда на лужах, пеший уличный ход, людской гомон и утренние праздничные колокола церквей…
Я возвращался домой с трофеями, которые случайно обрел в лавке букиниста. Настоящая удача. И правда, где сейчас найдешь «Дух Христианства» Шатобриана с чернеющим на фронтисписи авторским автографом и мемуары госпожи де Лафайет?!
Книга в чудных переплетах – кожа с золотым теснением, широкие поля с пометами читателей прошлого века. Да еще в том Шатобриана было вложено, может быть в качестве закладки, небольшое послание, записка, — тоже вестник ушедшего столетия. Вот она:
Милый Жорж!
Приезжайте сегодня после бала к
нашему укромному месту. Я буду
ждать в карете. Мы будем снова
вместе одне.
……………..Ваша, всей душою ваша,
…………………………………………ЭЛИЗ.
«Уникально! Старинное письмо любовного содержания…» – думал я, взбегая по лестнице домой.
Отец еще не вернулся со службы, мать уехала к приятельнице, дома была только прабабушка, к которой я и поспешил со своими находками.
Моя bisaїeule1 встретила меня своим неизменным французским: bonjour, bonjour2, мой шалун!
Она любила меня как правнука, и еще потому, что я напоминал ей кого-то прежнего молодого окружения, прадеда, скорее всего. Настоящее редко будило в ней живой отклик, она жила воспоминаниями.
— И так, mon ami3, что у тебя за новости?
Я рассказал ей о редких книгах и о старинном письме.
— представьте, какая эпистолярная редкость! И в старину бушевали страсти! Одно дело в романах, а тут – листок, сорванный ветром времен и принесенный судьбою мне. Воистину лист ушедшей жизни!
— Не увлекайся, — строго сказала прабабка, отправляя на груди медальон, хранивший тонкое эмалевое изображение юного лица.
Когда она, осмотрев книги, похвалила слог Шатобриана и снисходительно отозвалась о госпоже де Лафайет, я подал ей найденную в книге записку.
— славный почерк, — заметила прабабушка – держа перед глазами очки.
— Что это он мне напоминает?..
Она читала записку со светской улыбкой, излучая до хрустальности прозрачными морщинами, белоснежными локонами, всем обликом спокойствие и благосклонность.
Но вдруг выражение ее лица стало меняться. Гнев воспламенил давно потухшие глаза.
— Как!? – жестоко, гневно воскликнула она необычайно для нее звонким, как надтреснутый платиновый колокольчик, голосом.
— Так это была… Елизавета!? И он… — сжала она ожившей трепетной рукой медальон, — он поддался обольщениям!..
Негодуя, прабабушка сняла медальон, положа его в шкателку, где хранились «памятные сувениры» ее молодости и я больше не видел чтобы она, раньше неразлучная с ним, надела бы на свою увядшую, но все еще гордую шею.
1980
_____________
1. прабабка (франц.)
2. здравствуй, здравствуй (франц.)
3. мой друг (франц.)