Станислав Айдинян
Летать я научился во сне…
Я летел по небу, которое было сотворено в самом Начале. Я не знал, не был уверен в том – сотворена ли уже Земля, видел только тьму над бездной…
Дым облаков, клочковатый и прохладный, — то уносился за плечи, оставаясь за мною, то легко обгонял меня…
Я летел среди неясных очертаний… Сначала в абсолютной высокой тишине, величественной, как заснеженные вершины гор… Потом ветер обрел явственное звучание. Он будто приподнял белое покрывало безмолвия и зазвучала, заполняя пространство, довременная мелодия…
Вот тогда мой полет устремился отвесно вниз, я сложил руки, прижав их к летящему телу, как крылья…
За спиной вспыхнул свет. Обдало теплом… Тьма отделилась от света, который осветил внизу воду, я зажмурился, готовясь упасть, но теплым дуновением меня отнесло правее воды и я опустился – на заснеженную поляну, недалеко от скованной льдом реки…
Снег белел везде вокруг – на земле, на больших валунах, лежащих здесь, среди ледяной пустыни, наверное, века. Но неожиданно я увидел, что три елки, одиноко заснеженные в туманной вечереющей пустыне, стоят не одни – прямо у густой зеленой хвои, близ одного из валунов, в землю вкопано высокое, как сам крест на Голгофе, деревянное Распятие. Заснежена была голова Спасителя, склоненная с креста…
Распятие Сына Божия в ледяной пустыне, в одиночестве отчаяния.
Я задумался…
Тем временем сереющее небо несколько посветлело и я увидел странной, старинной формы костыль, брошенный на снег. Поодаль, ближе к Распятию, лежал второй.
Тут только я заметил, что спиною к валуну, опершись о камень, сидит бедно одетый странник, глаза его устремлены к Спасителю, руки, ладонь к ладони – сложены молитвенно…
Я различил в морозном воздухе шепот странника – но, было ли то, что я услышал, молитвой?.. Это была исповедь. Страдальческий выдох жизни… Даже не шестым, а седьмым чувством я догадался, что странник здесь, в пустынном редколесье, очень давно.
Подтверждением догадки – заметил, что ноги его вмерзли в лед перед Распятием…
Но, судя по горящим волею глазам, по глубокой силе даже издали слышного голоса, странник совсем забыл о своем земном теле, он говорил:
—…О Сын Единого, начав свой путь на Востоке, я прошел все земные пути – я молил Тебя, просил о смерти, просил покоя, забвения, ибо верил, что смерть дает покой. Ад я прошел на земле. Ибо Ад в том и состоит, чтобы оставаться Ќна кругах своихџ – ни на миг не останавливаться, ни во что серьезно не погружаться, не успевать ни чувствовать, ни жить… Бессмертие… Земное бессмертие… Если всегда спешить и не останавливаться, ты подобен камню, который, пущенный чьей-то рукой, летит над водой и потом тонет… Сколько бы вода ни обтекала тебя, внутри ты сух и холоден. И снова течение катит по дну, волны выбрасывают на берег, где мимо бредут равнодушные стопы прохожих…
Я, недостойный, молил века и века о смерти. И вот я больше не прошу о ней. Несмотря на то, что устал от себя. Я просто услышал Твои слова, которые многие слушали, но не услышали, — прочитал их в старой рукописи, которую люди выкопали из земли. Той самой, что была похоронена в глиняном кувшине. Там ты ответил любимому ученику своему Фоме на его вопрос о том, где искать начало – ЌНашли ли вы начало, чтобы искать конец. Там, где конец, там началоџ – ответил Ты…
И тогда только пелена спала с глаз моих. Я понял, что смерть равноценна рождению… Нет разницы в том, чтобы жить, или умереть… Только Отец наш Небесный может дать рождение, жизнь, смерть. Ибо и на настоящую смерть нужно столько силы и света… Как теперь я это понимаю!.. Понимаю и то, что покой не надо искать вовне, он спит внутри тебя, внутри каждого шага, сделанного вперед, или вспять. Нужно только понять это и появляется надежда. Не на смерть… Потому что и смерть может притвориться вечным движением… Ведь только избранных по аду провожает Вергилий, а в рай возводит за руку прекрасная Беатриче…
Распятый Сын Божий, я просил всегда о сострадании, ибо Ты и есть Сострадание, ты – Любовь Космическая, Твое тепло я чувствую даже здесь, в ледяной пустыне. Око Твое на мне, Господи… Я столько страдал, и от избытка страдания душа моя стала намного больше моего тела. Вот и сейчас она касается Твоего неба, Твоих туч, ей так давно больно… Но теперь ей светло и больно, потому что нет в ней больше жажды разрушения. Пусть моя монада, закаленная холодом и огнем, останется столько же лет в непрестанном движении по свету, как то и было. Я покорен! Я готов и не о том молю Тебя, Господи! – Я молю о том, чтобы мог я нести добро малым земли сей… Добра мало в царстве князя мира сего – по горчичному зерну я собирал его… Зла было много. Если бы я скопил его, то мог бы стать величайшим злодеем, подстать Антихристу – но я, ведомо Тебе, уже никогда не смог бы восстать против Тебя и Отца Твоего… Урок, данный мне, дан и всему человечеству. Тот, кто поймет, что Целое всегда больше части, поймет, что добро — это целое, а зло – лишь ведомая часть того божественного, что вмещает и добро и зло… посему… Молю Тебя, во имя вечного огня жизни космической, во имя сердца этой планеты и во имя неизреченной тайны ее, — дай мне силу не просто идти – ведать и знать бесцельно, — дай мне искру огня Твоей высоты. Ты искупил зло человеческое, я же наконец, на перекрестке путей, расслышал во тьме земной тихий отзвук твоего колокола, твоей истины, твоей любви. Я надеюсь, все равно надеюсь, что могу искупить и свой грех. И заслужить отдых, к которому иду вечно. Силы мне даны, пусть даже это силы проклятия. Я хотел бы к твоим кровавым стопам сложить и свое искупление и даже самое прощение Твое, ибо я понял кто живы, и кто живы – не умрут… Я знаю, я вижу не только свой хрупкий саркофаг бессмертия,.. животные все бессмертны, поскольку смерти они не знают. Бессмертие есть – по словам Твоим, в каждом ребенке. Я догадался об этом, когда слушал от учеников Твоих слова – ЌБудьте как дети и вам откроется Царствие Небесноеџ… да, в детях еще есть Бессмертие, в каждом ребенке, в любом маленьком ребенке. Просто они теряют его, вырастая… Вот – одна из тайн Планеты. А многие люди не понимают тебя – они не знают, что как видимые, так и невидимые святые очень похожи свечением своим на тень ребенка малого, которую он отбрасывает в иной мир…
Я стал ясно видеть, когда в Великой Армении бродил под видом молчальника и аскета. Это было тогда, когда я уже высказал все слова на всех языках Земли, и мне нужно было только молчание, что дает силу молитве бессмертных… Я очень мало говорил и по истечении времени почувствовал, что луч Вечности осенил меня. Вот тогда жизнь перестала тяготить, я познал вдохновение, впервые за многие прожитые жизни и жизни… и тогда почувствовал, что вновь готов в дорогу…
Тебе ведомо, что я давно покаялся, но не столь давно крестился, приняв имя земного отца Твоего, хотя Ты един с Отцом Небесным…
Мой путь земной не пройден, и он должен быть земным, и имя я должен носить земное, а то предание приписывает мне прозвание персидского владыки… Только Ты знаешь, как много зависит от имени… и как темная толпа может исказить его.
Иоанн мечтал об Имени, чтобы победить Архонтов…
При этих словах разошлась мгла на небе, из тумана показались вдали островерхие башни собора – три высоких, как иглы, устремленные в небо, шпиля, и по обе стороны еще две малых башни…
Странник не глядел на видение средневекового собора, показавшееся из мглы…
Он ждал… — и – о великий миг откровения Космоса! — Я увидел, как одна из деревянных рук Спасителя, дотоле прибитая ко кресту и неподвижная, отделилась от правого воскрылия креста, поднялась…
И я стал свидетелем чуда – деревянная рука Христа с придорожного распятия благословила в путь Агасфера, новокрещенного Иосифом… С громовым треском сломался лед под ногами странника… Явственно отступил холод. Снег вокруг распятия растаял, показалась скрытая под ним зеленая трава и высоко в туманном небе мелькнула таинственно белая птица…
Благословлённый долго еще оставался потрясенно-недвижим… Его глаза пылали, уста же невнятно шептали – Благодарю Тебя, благодарю Тебя, Господи… Потом он встал с колен, все еще не в силах оторвать взгляда от Спасителя, вновь недвижного на заснеженном кресте… Космосы были в глазах благословлённого… И силою полнилась недавно еще согбенно-покорная фигура. Он поднял один из костылей и, опираясь на него, как на посох первосвященника, побрел, так и не заметив меня, наблюдавшего за происходящим. Не оглядываясь, он шел, он был уже в пути…
То был уже иной путь, он шел по той же Планете, по Земле, но шел уже иной дорогой.
И я, не чувствуя собственного тела, двинулся за ним, тут только заметив, что при всей ясности, четкости виденного, я не различаю собственного тела… Не было больше ни рук, ни ног, не видел я и одежды своей. Однако, меня это не огорчило. Я невидим, но я жив, я существую… И такое ощущение полноты бытия!..
Я видел, я жил, я летел Страннику вослед…