Станислав Айдинян
Новелла
Море пело волнами под солнечным ветром, дышало свежим глубоким простором. К мену бежали по узкой, спускающейся с гор тропинке – девушка и юноша. Бежали в смехе звонком, легком как забытье. Они ступили на песок берега, теплый, сыпуче-ласковый. Юноша тронут девушку за руку:
— Я хочу сказать тебе…
но она вырвалась из его слов, побежала и скрылась в сверкающей воде. Юноша устремился за ней – пеною засмеялось им море.
Когда они вышли на берег, то увидел, что во всю зримость от восхода до заката нет никого вокруг.
Легли на мягкую сыпучесть, который суша нежно растворяется навстречу морю. В душе юноши вспыхнуло чувство, высокое как огонь неба и светлое, как солнце. И от чувства этого занялась, к сердцу побежала теплая, стесняющая дыхание волна.
Он нежно склонился к ней и сказал:
— Я хочу сознаться тебе…
но девушка порывом прильнула к готовым признаться устам и пьянящей свежестью объятий сковали они цепь бытия, упали, окунулись в бурный как море сон.
Не было больше ни волн, ни орлиной гордости скал, ни яркосказочной зелени склонов. Чайки тонко-тонко, высоко кричали о них – над ними.
Потом двое, тихие, лежали обнявшись, смотрели в небо, вслушивались в море…
— Я скажу… — снова молвил он.
— Не надо… — сказала она.
Но, просьбу ее на услышав, не исполнив, он настойчиво сказал:
— Я хочу сказать, что тебя – люблю! Люблю навсегда!
Слова растаяли меж ними, не долетев.
Странно, отчего солнце стало… просто солнцем, волны – просто волнами, почему потускнел блеск моря и умолкла тонкая музыка, невозвратный миг назад переполнявшая ее?..
Девушка приподнялась на локте, села, взяла в руку горсть песка. Песчинки посыпались с пальцев, возвращаясь на поле берега, поле жизни. И медленный, как падающие снежинки, были ее слова:
— Неужели то, что не имело имени и так было – всего лишь «любовь»? больше, или меньше… Но, разве, любовь?.. Светлый миг, переполняющий мир? – пронзительной печалью дышали глаза ее – Ты назвал, как называю все – всем. Назвать, приколоть булавкою слова – это нож по стеблю цветка, он отдаст тебе аромат, он тебе – завянет. Когда ты говоришь – «люблю», то произносишь не смысл, а чувство этого слова. Смысл его неуловим. Но смысл его неуловимый может и умеет сковать, — обязать друг другу, — а потом это же слово мы захотим сказать другому, другой, когда придет иной светлый миг, опять переполнит мир и мы снова поклянемся, убив одну любовь, другую любовь любить «навсегда». «Навсегда» нам неподвластно!
Молчание моря и ветра, молчание юноши было ей ответом. Быть может, когда говорил он о любви, горел в нем тот самый светлый миг, переполняющий мир…
И девушка ушла, унося навсегда свое сердце. А юноша остался лежать на песке, который, наверное, хотел превратится под ним в камень.