Александр Жабинский – особенный, исследовательский талант…

Александр Жабинский — его имя в современном культурном пространстве России основательно проявлено. Он прежде всего известный культуролог, автор оригинальных гипотез, касающихся периодизации мирового искусства, литературы, истории.
Однако нас интересует прежде всего непосредственно творчество Александра Жабинского-художника, плоды его кисти, психолого- композиционные особенности.
Многие из произведений художника, по его признанию, созданы методом фотопроекции на холст живописных костюмированных фигур статистов-натурщиков. В иных случаях создается впечатление, что фигуры рисованы автором прямо с натуры. Чаще всего они исполнены акриловой, быстросохнущей краской. Фигуры эти очень подробны в частностях и графичны. Возможно оттого большинство станковых работ А. Жабинского, можно сказать, по стилистике реалистичны, почти «натуралистичны». Чаще всего их не сопровождают яркие краски. Основная тональность холстов – цветовая сдержанность, приглушенность. Лишь в очень многофигурных композициях наблюдаются порой детали костюма или объекты, выполняющие роль яркого, акцентного, светоцветового пятна.
Возьмем образ Иосифа Аримафейского из диптиха «Святой Грааль» (2012). На фоне аскетичного по цвету, «многоступенчатого» неяркого пейзажа, тяжело ступая, не отрывая обутых в сандалии ног от дороги, не идет, а именно тяжело бредет Иосиф Аримафейский, член Синедриона и друг прокуратора Понтия Пилата…  Бережно, поддерживая за донышко, несет Иосиф Святой Грааль, — кубок с собранною им кровью Иисуса Христа. Основная победа мастера-автора в передаче скорбного напряженного спокойствия Иосифа. Выражение лица человека, несущего кубок с кровью Бога очень убедительно. И это выражение как нельзя лучше соответствует тяжелой,  «заземленной» походке идущего человека, чья старинная фиолетовая одежда расшита орнаментом, немного торжественна…
Вторая часть диптиха – «Мария Магдалина», —  образ грешной избранницы, прощенной Богом; Магдалина тоже захвачена происходящим. Она идет, движется навстречу Иосифу Аримафейскому, навстречу Святому Граалю, навстречу Крови Христа. Ее одежда идентична по цвету и орнаменту одежде Иосифа. Идентичен и пейзаж. Это усиливает взаимный «разговор» двух частей диптиха. И ее руки зачарованно тянутся к кубку, несомому Иосифом. Взгляда у нее нет, мы не видим ее глаз, прикрытых волосами,— она слепо готова принять кровь Христа, она женщина, как сама материя, идет навстречу крови Бога, кубку крови животворящей.
Интересно, что тот же мужской образ мы встречаем на другом холсте А. Жабинского – «Этюд двух фигур» (2012), но образ, который мы видим как Иосифа Аримафейского, тут появляется в паре с современной женщиной средних лет. В ней нет той осененности стариною, что запечатлелась в мужском образе, в его типаже. Современная майка, вокруг ее стана по-пляжному намотан а легкая шаль…  А вот в руке – старинный фонарь. Но если приглядеться внимательнее, мы догадываемся – образ мужчины – это призрак прошлого, он дан чисто графически – все – и лицо, и древняя  одежда, и плат, свисающий с плеча, как и у Иосифа Аримафейского, все тут – намеренно лишено цвета, будто это образ – из прошлого. А женщина напротив, живая, ее тело – телесного тона, а одежда вообще красного тона, именно она прежде всего бросается в глаза зрителю, это она исполняет тут роль «светоцветового пятна». «Этюд двух фигур» читается более как экспериментальная работа. И эксперимент – композиционный, образный, эпохальный, — непременный атрибут творчества А. Жабинского, который очень серьезно изучал практику и теоретику старых мастеров, чтобы понять принципы создания – в прошлых веках и потом осмыслить на фоне этого знания технические возможности творчества в современности. На этом пути  была создана масса холстов, «поясняющих» художнику его искания… Создана и достойная внимания художников и читателей-интеллектуалов книга «Тайное знание о живописи» (2015).
Тот же мужской образ, что играет основную роль в диптихе, находим отраженным почти буквально в холсте «Исаак Комнин», там он решен динамически сходно – все тот же, «неотрывный», тяжелый шаг. Одежда тут бордового цвета, есть и плат, такой же по форме, но здесь зеленый. В руке вместо кубка – книга.  Но идет он, мимо мужчины в чалме, ко все тому же женскому образу, знакомому нам по диптиху «Святой Грааль»… Вот такая «экспериментальная» сходность коронованного на Кипре брата императора Византии и Иосифа Аримафейского, Марии Магдалины ее нового, иного воплощения. Пространство холста, таким образом, в творчестве А. Жабинского, становится исторически наполняемой формой при относительной конкретности художественных образов. При этом психология лиц, композиционные особенности их расположения, неизменно ассоциативно отнесены к мотивам истории живописи старой Европы…
Александр Жабинский как будто задает себе вопрос – а как поведет себя современный человек или образ современного человека, если его вписать в намеренно постановочную группу людей, которые составят выразительную  картину, на фоне исторического пейзажа?
В этом смысле исключительно показателен холст «Руины» (2013), он из серии «Реминисценции», где две девушки, одетые современно, держат с двух сторон на руках третью девушку, чей «перст указующий» сверху вниз, направлен на покаянную, на коленях стоящую фигуру четвертой девушки. Перед нами современные фигуры выражают втроем обвинение – третьей, коленопреклоненной. Две девушки поддерживают третью, они «возносят» ее над землею, подчеркивая ее правоту. Это художественно воплощенная Инвектива – тяжелое обвинение. И древности эта сцена по сути органична и современности. А психологический вывод – природа человеческая в проявлениях своих вечна – и в минувших веках, и сегодня. И все же композиция и компоновка сюжета и здесь настойчиво отсылают нас именно к традиционной живописи Европы. Это своего рода «внедрение» современных по жесту и виду людей в старину, в «руинный» пейзаж. Тут задача не в естественности фигур, напротив, тут основа – психологический жест. Все остальное, и цвет, и фигуры, его сопровождают.
Однако у А. Жабинского того же периода есть работы, в которых нежданно запечатлелась полная естественность всего образного строя. Показателен в этой колее холст «Дверь» (2013). Герои явлены на фоне романской храмовой двери, над нею видны священные образы, среди них образ Богоматери. На фоне двери, опять таки в современной одежде, стоят двое, нежно обнявшись. Мы видим только лицо женщины. Они, обнявшиеся, видно, только что встретились близ древнего храма. И к ним, слева, подходит женщина в простом зеленом платье, — она застигла влюбленных? Разоблачила неверность? Нет, ее лицо совершенно спокойно, на нем полуулыбка. В фигуре нет и активного напряжения.  Она подходит к обнявшимся не для того, чтобы обличить изменщика, а чтобы порадоваться их единению… Нет в ее лице и гримасы зависти, отвержения. Так что холст этот передает свою правду жизни, свое отражение момента общения людей…
Одна из самых эмоциональных картин А. Жабинского – «Неправедный суд» (2017). Перед нами нечто вроде исторической сцены. На переднем плане сорокалетний мужчина, – борода с проседью, – готовится бичевать молодого человека, – лет девятнадцати – двадцати. Последний прикован цепями к позорному деревянному столбу, на запястьях наручники, он стоит на коленях, поза его крайне выразительна, что усилено тем, что часть лица скрыта за рукавом его грубо-тканной одежды, – такую носили во времена Древнего Рима.  Вот-вот последует удар хлыстом, начнется бичевание… Напряженность затаилась даже в части отстраненно серых фоновых фигур… И точно, на дальнем, монохромно сером фоне, мы видим эту многофигурную разрозненную «толпу», большинство героев которой явлены нам в древнеримских одеждах и доспехах. Но мы не знаем – люди ли это, или призраки?.. В центре всей композиции – некая дама, возлежащая на носилках, выглядит она скорее как странное мраморное изваяние, чем как живое существо. Загадочны также и три «высветленных» цветом фигуры в левой фоновой части холста… — может быть подобным образом в фильме «Рим» Феллини высветлял в катакомбах светом прожектора древнеримские фрески?..
Часто Александр Жабинский создает сцены по сюжету, теме и эпохе неоднозначные, или же исключительно многозначные. Хочет ли автор, чтобы мы разгадали смысл происходящего? В этом нет полной уверенности, поскольку чувствуется, что сам процесс создания композиции из образов, процесс создания своего мира захватывает художника-творца, заставляет его увлечься происходящим, поплыть по волне своей фантазии, обогащая и осуществляя собственный очень продуманный и спланированный замысел. Творчество А. Жабинского минимально импровизационно, оно очень продумано. Это интенсивно исследовательское творчество… И оно непременно оснащено эстетически. Соразмерность элементов композиции, лиц и фигур, непременно стремится к цельности, стремится к золотому сечению, в конечном итоге, к Красоте.
Да, художник сам себе ставит определенные «рамки», декорируя и костюмируя персонажи своих картин таким образом, что часто начинаем догадываться, — перед нами не настоящие исторические персонажи и события, а современные люди, одетые в одежды давних веков, догадываемся, что они играют некую сцену, участвуя в некой «исторической реставрации». Например, на картине, «История знатной дамы» (2016), кроме самой дамы и иных фигур, есть два музыканта, один с волынкой, другой с лютней? — мадолиной? У обоих – современные нам прически, хотя все остальное в картине, казалось бы, дышит историей.
Жабинский, как правило, исключительно мастерски умеет строить полифигурные композиции своих сложных полотен. В той же «Истории знатной дамы» первый план – знатная дама, ее мы видим со спины. За ней – персонажи, их пять, далее всадник, еще далее рыцарь с мечом и со щитом, потом темная полоса берега реки, потом сама река, за ней — холмистые горы, над которыми – синее, пятнистое, данное точками-пуантами облачное небо. Вот сколько выстроено последовательно конкретно визуализированных планов, зон жизни лиц и природы…
В фойе «Геликон-оперы», на большой персональной выставке картин Жабинского 2017 года, мы наблюдали большую серию «Сонеты Шекспира».
Сравнивая тексты сонетов Вильяма Шекспира с сюжетикой, рожденной по их мотивам кистью Александра Михайловича, мы далеко не всегда найдем прямое сюжетное их соответствие. Возможно, именно этим автор подчеркивает самоценность рожденных образов. По ним самим, по композиционной неровной канве, можно писать рассказы, новеллы. Далеко не все художники любят быть иллюстраторами литературных произведений. Они больше любят свободу, их часто стремит вдаль от первоначальной задачи. Уже в эпоху Возрождения необозримое множество классических картин было создано на сюжеты Библии как Ветхого, так и Нового заветов, изображая сцены из жизни, художники постепенно ушли, как известно, от иллюстрации, стали изображать жизнь саму по себе и вписывать в нее библейские персонажи. Вспомним, например, Микеланджело Караваджо, его «Поцелуй Иуды. Взятие Христа под стражу» (ок. 1602), в котором римские солдаты изображены в черных металлических, не синхронных времени, доспехах!.. А книжная иллюстрация существовала и существует неизбежно самостоятельно, как отдельный жанр изобразительного искусства.
«Исторические» по звучанию картины А. Жабинского могут быть рассказами о известных или неизвестных никому простых или причудливых событиях прошлого и настоящего, или своеобразными гипотезами, или «сновидениями» автора-художника.
Таковы некоторые характерные черты творческих осуществлений этого гармоничного по форме, исследовательского по сути, особенного таланта…

Станислав АЙДИНЯН,
заместитель председателя Творческого союза профессиональных художников, вице-президент Российско-итальянской Академии Феррони, действительный член Российской академии художественной критики, действительный член Европейской академии естественных наук, член экспертного совета Ассоциации художников-портретистов.