Андрей Мунтян

Cтанислав Айдинян

Современным или вневременным подобает стать живописцу в ХХI веке?.. Нужно ли быть во всеоружии авангардистских экспериментальных изысков, или умеренно допускать новационность, либо следовать определенной традиции?…
Эти вопросы побуждает нас задать творчество московского мастера-живописца Андрея Мунтяна, прошедшего непростой, но очень интенсивный, емкий по обретениям творческий путь. Когда-то — кандидат математических наук, “проверявший алгеброй гармонию”, он претерпел свои внутренние вознесения, в результате которых звездный путь в Искусство высветлился и привел к доминанте кисти и пера в его жизни… Он окончил Московский полиграфический институт, получил второе высшее, на сей раз художественное, образование и с тех пор начали совершаться его творческие вехи — он проиллюстрировал, вполне удачно, несколько книг, но малые, камерные живописные формы сковывали его, и он решил расправить крылья в полет фантазии, в темы философские, метафизические, даже уфологические. Стал создавать немалого формата работы по холсту маслом. Тот, ранний свой творческий период, приходившийся на начало 80-ых годов, А.Мунтян определял как “психический реализм”. Не все полотна того периода художник сам полностью принимает сегодня. Его искусство не стоит на месте, и требовательность к себе заставляет критично относиться к пройденным этапам… Однако и в том, фантастическом современном сплаве чуда и гротеска, окрашенных иронией, было много по-настоящему живописного, тяготевшего к сюрреальности, полузапретной в те, еще советские времена… Назовем, хотя бы “Зарождение черных сил” (1992), где по берегам грязноватого потока, текущего по улице современной нашей деревни, и в самом потоке, разбросаны черные, преувеличенные размером и сутью куриные яйца. Полотно это, написанное на грани завершения того, “психореалистического” периода, оказалось пророческим — зло вызрело и вырвалось наружу — сколько петухов войны было выпущено в ночь российской действительности….
И, чтобы уйти от рвущихся в искусство облаков гнева и бедствий, художник нашел свой путь, в начале которого на краеугольном камне выбито вечными буквами: “Красота спасет мир…”
В новом веке стало очевидно, что завершается авангардистский период художественных исканий, зашедший во многом в тупик, завязший в повторении “новых” приемов, за тридцатилетие также устаревших, в свою очередь ставших старыми. Да, новое перестало быть новым и где взять очередной в мировом искусстве источник вдохновения? Андрей Мунтян нашел его в высокой классике Возрождения и Средневековья. Он показал, что можно неоклассически следовать Европе, ее глубинно-художественным традициям, и тем сохранить силу художества, в те дальние века сокровенную, возвышенную, сакральную, когда творчество было посвящено Богу, а не выражению лишь Себя, своих оттенков цветовых и теневых состояний, ощущений.
Тем, кто говорит, что все это недостаточно современно, можно смело ответить, что постмодернизм, как один из последних по развитию творческих методов как раз и предполагает эксплуатацию уже известных в мировой классике мотивов и образов… Однако Андрей Мунтян довольно редко вводит внутренние цитаты в свои картины, написанные, например, в стиле и духе Возрождения. Он в определенном стиле дает свободу своей фантазии и тем отличен от тех, кто копирует. Сюрреалиста Сальвадора Дали, например, тоже тщетно пытались задеть инвективами на том основании, что он ввел в одно из своих произведений образ собаки, точно скопированный с каталонского полотна шестнадцатого века…
Андрей Мунтян берется за то, что мало кто способен и может делать сегодня. Он осваивает многомерные полифигуративные композиции, не страшась ни трудоемкости, ни временных и прочих затрат…
Он идет за традицией, но будучи ее хранителем, он еще и развивает ее, усложняет, не может не двигаться дальше каноники, пишет “наше представление” о том седом и загадочном, наполненном символами времени… И, впадая в иллюзию присутствия в иных веках, мы можем также посмотреть на ту реальность как бы со стороны. например, это достигается многоступенчатыми визуализациями синхронно проявленных планов…
Например —“Продажа живописи” (1994). Сложнейшая по композиционной структуре работа, полная перемежающихся планов…
В центре картины изображена… картина. Ее спокойно и грустно держат, показывая, двое — женщина и старец в, оба в длинных красных одеяниях. Картина в картине выписана реалистически-подробно — в ней и замок на взгорье, и взволнованное море, и лодки под парусами, и несколько человеческих фигур, и всадник… Однако наше внимание, устремленное на то, что нам показывают, прерывается тем, что на первом, самом приближенном к нам плане — стоит, прислоненная к столу, другая картина — парадный портрет пишущей дамы. И тут — печатью изобразительного и весьма изобретательного мастерства — абсолютная живость этого образа, такая, что невольно задаешься вопросом — не столь ли она живая, как и также живые за ее “спиной” фигуры?.. Мы присутствуем там, где при нас пришедшим ценителям показывают картину… Вот и единство проникновения в старину и взгляд со стороны! Слева от внутренне “живого” портрета, — одного из полноправных вставных элементов холста — сидит на двух больших книгах девочка, с — посохом, костылем?? — она смотрит на старца, но скорее — на “предъявленную” покупателю на рассмотрение картину. Лицо ее не видно, но от этого образа веет удивительным теплом, уютом и он распространяется по картине, продолжается — и деревянной лошадкой за фигурой девочки, и игрушечной запряженной повозкой с совсем маленькой деревянной лошадкой — дублированный мотив! — в правом нижнем углу картины… Эти мотивы создают токи доброты, уравновешивающие серьезность ведущей “лейттемы”… Однако даже более важно отметить здесь то, что за фигурой старца к карнизу пришпилен — данный в оптически более условной манере, словно вышитый — цветной портрет-план средневекового города с верхней латинской надписью, а уже за ним — “расширение” взгляда в открывающийся с галереи этого — “палаццио”? — лирико-урбанистический, тех же времен, пейзаж… Я уже не говорю о дополнительном подплпане — осколке пейзажа, заслоненного стариком… Сколько многомерных перекличек, сложнопочиненных друг другу!
Исходя из краткого описания одного лишь полотна уже можно представить, отчего художник столь успешен сегодня в Европе. Еще в1991 году, его картины вырвались в Италию, в галерею “Витт”. Были показаны в Германии, в Дюссельдорфе. В 1992-ом последовало участие в ЭКСПО-92, в Севилье, в Испании, далее — галерея “Люси” в Австрии. 1993-й год принес новый континент — выставку в галерее “Mayfair Fine Art”, в США, в Майами. В 1995-ом была выставка в галерее “Вернисаж”, в Турции, в Стамбуле, — так путь свернул на восток. Однако творческие пристрастия художника остаются в Европе. Много выставок он проводит в России. Например назовем первую его персональную выставку в Выставочном зале на Малой Грузинской 1985 года, участие в “Золотой кисти”, экспозиции в ЦДХ и ЦДЛ, в Фонде культуры, персональные — в Нижегородском государственном музее изобразительного искусства и Литературно-художественном музее Марины и Анастасии Цветаевых в Александрове, где было написано очень удачное изображение колокольни, на которую некогда поднимался сам Иоанн Грозный… Так что и в России, во глубине ее, проходят выставки Андрея Мунтяна…
Многие искусствоведы знают за ним склонность создавать образы легенды… Например, он узнал он во время поездки в Чехию, о трагической судьбе Перхты Розенберг. Она до сих пор является белым призраком в замках Розенберга, чаще — в замке Чешского Крумлова ( по-чешски Кремля ). Родственники ее мужа, Виллема Розенберга, наложили на нее проклятие и теперь, как рассказывает Андрей Мунтян, она не может из-за этого уйти из подлунного мира. Тот же, кто сумеет снять древнее заклятие, разгадав таинственные символы и освободит Перхту, найдет баснословные богатства рода Розенбергов… Парные два “классических” изображения Перхты Розенберг и ее мужа, кавалера ордена золотого руна, розенкрейцера Виллема, возможно когда-нибудь займут достойное место в государственном собрании Чешской республики, так как созданы по мотивам ее истории.. К работам также “мотивированным” историей времен Ренессанса, отнесен базовый, этапный портрет португальской мученицы Инес Кастру, некогда воспетой Луисом де Камоэнсом в поэме “Лузиады”, изданной в 1572 году. Инес была убита придворными властителя, сын которого, принц, не желал и глядеть на других женщин. Любил лишь одну Инес… Она была коронована после смерти – этот факт потряс Андрея Мунтяна… Любовь и смерть — вечные, еще доромантические темы литературы и искусства…
Андрей Мунтян — создатель целой серии образов средневековых городов — здесь и многочисленные венецианские городские виды, как “Лодочники в Венеции” или, более ранняя “Венеция, Сиеста” (1996) — в них ему подвластно было передать дух города на каналах, или — совсем иным, еще более мягким, уютным живописным камертоном звучащий пейзаж старинного бельгийского города — “Набережная Гента”, того самого Гента, воспетого Жоржем Роденбахом в его известной книге “Агонии городов”… Эта же, чуть более романтизированная тема развита в его “Заброшенном монастыре” (1989) и других, столь многочисленных в его творчестве городских пейзажах…
Для художника Андрея Мунтянав в его аксиологической, ценностной шкале прежде всего важно Непреходящее и Вечное в Культуре и Истории, явленное в вечном стремлении к стройности и Красоте… Пока он будет следовать, совершенствуя свое, увеличивающееся год от года, мастерство, этими путями, ведущими к вершине, он будет и в дальнейшем окружен кругом верных ему ценителей, почитателей, приверженцами прочных, добротных, классических традиций. В тех же странах, где традиции иссякают и заменяются временными лозунгами и абстракциями, мы знаем, следует неминуемо развал государства, потом развал семьи и, как следствие, деградация общества. Несмотря на то, что “мир во зле лежит”, спасается тот, кто ближе к первоистокам, к той вершине, с которой нисходит сияние, освещающее достойных вышняго Света…

Станислав АЙДИНЯН
вице-президент Российско-итальянской
Академии Феррони