Посланец классического приближения

Станислав Айдинян

Если бы из мглы небытия восстали — со своими мыслями и чувствами, — люди позднего Средневековья и Возрождения они, я думаю, сделали бы Андрея Мунтяна своим представителем в конце ХХ и начале ХХI веков, поскольку он, художник, сохраняет в своем сознании, образы их времени и, трансформируя их, вновь воплощает в мир, даря этим образам «новое бессмертие».

На целом ряде работ А.Мунтяна лежит тень готики. Но не в «литературном» значении мрачности, напротив — ведь по сравнению с Романским искусством, готика вошла глубже в реальность. Стали лиц изображать эмоционально окрашенные черты лиц, растения, цветы вышли из сухо схематизированной символизации, обрели земные черты. Пропорции стали естественны, люди не мертвенно-иссушены, как в раннем Средневековье, когда аскетический идеал диктовал канон…

Так и у Андрея Мунтяна, черпающего свои сюжеты из той седой временной парадигмы, — тоже сухой символичности. Его Средневековье и его Возрождение прежде всего, естественны. Миг запечатленный — живой, динамичный. Женщина вот-вот двинет глазами, девочка — встанет с колен, или мы услышим звук флейты, что в руках у придворного флейтиста… Символизм его холстов глубоко скрыт в мотивации каждого произведения, проявленный план отдан прежде всего эстетике, визуализации избранной темы.

Возможно эти качества живописи Мунтяна, вместе с прочими, определили по-настоящему весомый успех его большой панорамной авторской экспозиции в Эстонии. Проходил этот персональный показ в Талине, в Государственном историческом музее.

Надо отдать должное интуиции Марии Тэе, генерального Балтийского отделения Российского фонда культуры; она, занимаясь устройством выставки, точно почувствовала соответствие — духа средневекового Талина и сокровенной природы живописи Андрея Мунтяна. Лишь сродственное сливается гармонично. Но, возможно, был и обратный ход общего влияния, — не средневековый ли Талин некогда вошел в душу художника, прожившего в нем целых десять лет?..

Однако, что касается соответствий, то тематика произведений художника скорее всеевропейского характера и столь же успешно подошла бы к другим старинным городам и столицам. Тому порукой его «Набережная Гента» (2000), «Лодочники в Венеции» (2000), «Деревня в Чехии» (1999), список можно было бы продолжить. Тем более, что многие его архитектурно оснащенные сюжеты вообще созданы самим художником и по генезису своему — плод его фантазии… Памятником же ранних прикосновений к пейзажному урбанизму Средневековья служит как раз холст «Крыши Талина», созданный еще в 1987 году.

Мне хотелось бы, осматриваясь в выставочном объеме, подойти к родившемуся в 1997 году «Философу». Здесь А.Мунтяну удалось передать момент тотального погружения человека в создание текста. В ту изображенную эпоху сам вид книги для простого человека был священен. С суеверным ужасом взирал тогда крестьянин на того, кто пишет, создает книги. Ведь Библию написал сам Бог…

Мне чудится, что в «Философе» выражен образ философа-схоласта. Семь книг — божественное число — почти все стопкой сложенные, изображены на картине. Это, возможно, инкунабулы и палеотипы, изданные первопечатником Альдом Мануцием. Над книгами — шар, планетарный символ Солнца, и на нем восседает бронзовая саламандра, держащая чашу и жезл, увенчанный сверху лилией. Этот алхимический знак-символ отбрасывает тень на потрескавшуюся стену. И книги и саламандра на шаре — дальний план, позволяющий выделить, сфигурировать первый план, сосредоточить основное внимание на самом мудреце-книжнике. Аскетическое, даже несколько суховатое, скуластое, как у Данте, лицо, усталые веки, нос с «дворянской горбинкой», шапка «с ушами», плат с полосками — белой и коричневой на плечах, темнокрасное одеяние, благородная лепка рук… В изножье — чуть дымящаяся жаровня и щипцы для углей и поленьев. Жаровня создает приятный внутренний контраст со слюдяным тусклым цветом непрозрачных, переплетенных густою фигурною «сеткой», окон… В полном самоуглублении герой картины пишет или переписывает прихотливую буквенную вязь, текст почерпнут из французского источника ХII века…

Но для меня здесь не менее интересно, что в профиль философ очень похож на Анастасию Цветаеву. И мистическое совпадение объяснимо. А.Цветаева по матери, Марии Мейн, была немецкого происхождения. Сама А.И.Цветаева изучала философию в институте Шанявского и в 1915 году опубликовала философскую книгу «Королевские размышления». Так что сходство по сути правомерное вполне, учитывая что, может быть, кто-то из предков ее деда, Александра Мейна, вот так сидел при жаровне над рукописью в средневековом городе…

О выставке Андрея Мунтяна в Талине газета «Молодежь Эстонии» писала — «Можно сделать вывод, — Историческому музею Эстонии повезло, — остановившееся в его залах время сбито с толку ожившей действительностью средневекового прошлого. Можно еще раз напомнить, что реанимационная помощь пришла из России». Так написал журналист Ал. Борисов, имея в виду в последней фразе скорее всего то, что в Эстонии преимущественно принято не непосредственное обращение к реалиям давних времен, не неоклассический подход, а стилизация или вообще позднеавангардное искусство… А Талину нужно обращение к Средневековью…нужен суровый и мечтательный настрой, который создают столь любимые А.Мунтяном органные фуги Баха. Мунтян считает, что у Баха есть то, к чему сам он стремится в своем искусстве — композитор нашел Абсолют, абсолютное звучание всех нот… Множество живописи и графики создано им под Баха, под Ван дер Бергена…

Не стану скрывать что у меня, применительно к творчеству Андрея Мунтяна имеются свои пристрастия. Изумительная, с моей точки зрения работа «Молитва». Молящийся монах в белом одеянии с капюшоном, — столь естественно переданы складки! Руки монаха сложены в молитве. Он коленопреклонен перед образом Мадонны с благословляющим младенцем на руках. Меня восхищает, как тонко и полнозвучно, с каким вкусом найдена взаимоперекличка цветов — белых с алым, в массивной старинной вазе-поставце, близ алтаря и той же гаммы — белого с алым — одеяния монаха, — белая ряса с алым орденским крестом на спине. Монах, стоя коленями на небольшом ковре, молится Мадонне, босые ступни его — за ковровыми пределами. Получилось жизненно точно, естественно, верно.

Камерная, лиричная, легкая работа. Столь традиционная тема и такая легкость!.. Какая настоящая удача художника…

«Молитву» Андрей Мунтян послал в подарок наследному принцу бельгийского королевства, Филиппу ко дню его бракосочетания с принцессой Матильдой. Чрезвычайный и полномочный посол Королевства Бельгии в России, Пьер Этьен Шампенуа, выразил художнику благодарность «за такой трогательный жест симпатии к бельгийской королевской семье». Мне кажется, А.Мунтян выражая симпатию кронпринцу, выражал симпатию самой Бельгии, ее изумительно-красивым средневековым городам, воспетым Жоржем Роденбахом и, шире, симпатию к старой Европе… Монархический жест А.Мунтяна мне не кажется неожиданным, ни удивительным в свете происхождения живописца. По материнской линии он происходит из рода князей Шаблыкиных, а дядя его деда, князь Павел Шаблыкин по семейному преданию был женат на шведской принцессе…

Другое дело, что дарение это вызвало неадекватную реакцию в одном из органов отечественной прессы — «Московских ведомостях». Они опубликовали статью, где из вполне мирного события попытались сотворить отрицательную сенсацию. Посол вовсе не приезжал осматривать картины к художнику, не обращался в Ассоциацию дружбы и сотрудничества с Бельгией, не делал выбора — какую картину дарить. Выбор сделал по своему вкусу и доброй воле сам А.Мунтян. Совершенно неверно, что посол художнику должен был вручить какие-то деньги. Ведь от чистого сердца художник желал сделать подарок и сделал его, о чем и свидетельствует благодарственное письмо посла. Так что скандала, который пытался изобразить журналист вовсе не было!..

Но мне лично жалко, что нужно ехать в Бельгию и просить Его Королевское высочество о приглашении во дворец, чтобы увидеть столь ценимую мною картину…

Не только эта, конкретная — из лучших работ художника. Упомянем также «Благовещенье пастухам» (1998), появлению ее предшествовало полотно-предтеча «Пейзаж с пастухами» (1996). Эти работы отличаются многомерными романтическими по звучанию планами — на дальних горных холмах городки, селения… В классическом духе любит изображать А.Мунтян древние развалины, сцены из жизни святых, явление ангела или Богородицы… Его душа тяготеет к классическим формам мира. Он считает, что без освоенной техники рисунка, без владения перспективой, без чувства цвета и композиции — нет художника…

Может быть поэтому во время его пребывания в Испании, на всемирной выставке «Экспо-92» в Севилье, в испанских газетах была дана высокая оценка его творчеству, его назвали «современным Веласкесом из России»…

Станислав Айдинян,
вице-президент Российско-итальянской
«Академии Феррони»