Станислав Айдинян
Игорь Четвертков начинал свой творческий путь как театральный художник. Выпускник Московского областного художественного училища памяти 1905 года, он учился в мастерской С.Б. Бенедиктова, одновременно консультировался у знаменитого А.Г. Тышлера. Из первых опытов начинающего тогда театрального художника, назовем эскизы к «Макбету» Шекспира и к «Талантам и поклонникам» А. Островского. Однако, учитель Игоря С. Бенедиктов считает, что его творческая индивидуальность стала по-настоящему проявляться начиная со времени, когда он осуществил серию эскизов костюмов и декораций к блоковским – «Балаганчику», «Незнакомке», «Королю на площади», составивших лирическую трилогию. У него за плечами масса триумфальных, успешных театральных постановок во многих городах России. Их к двухтысячному году было уже более полусотни. Художественных выставок – более семидесяти, теперь эти численные показатели превзойдены… О искусстве Игоря Четверткова немало писали искусствоведы и журналисты и у нас и за рубежом. Обращают на себя внимание в этом русле и отклики на выставки – «Логика мифа», «Киприада» прошедшие на Кипре, в Никосии, в Российском центре науки и культуры. Наследники древнегреческой цивилизации, киприоты по достоинству оценили созданную российским живописцем целую галерею фантастико-лирических работ, в которые вложены восставшие со дна времен образы Эллинской Культуры…
И. Четвертков – участник движения за возвращение мраморных скульптур Парфенона из Британского музея в Грецию, в Афины… Он получает поздравления с рождеством от министра культуры Греции…
Образы античности…Какова же та большая авторская серия холстов?.. Есть в этих работах – какую из них ни возьми – мощная объемная масштабность. Вот, например, образ Александра Македонского, будто сошедший с античной монеты. Профиль полководца изображен вроде как на бронзе. Удивительно богатая лепка волос, львиных прядей, придающих голове и всему холсту ощущение какой-то первозданной силы… Но в картине есть и нечто иное, что играет на ощущении многосложного богатства планов изображения. Круговой медальон с головой Александра — «положен» на фрагмент мозаичной плоскости, а по полю мозаики – в просветах – буквы греческие, осколки слов древнего народа, его истории. (Но и это не все. И медальон, и мозаичная плоскость положены на еще одно темное мозаичное пространство, все сплошь из орнаментальных цветов…)
Эта многосложность планов свойственна не одной, и не двум работам Игоря Четверткова. В его обширном творческом «багаже» масса холстов, в которых бытует такая развернутая фоновая многосложность. Четверткову явно тесно в одной реалистической плоскости, в одном земном измерении…
У художника есть картины, в которых центральный образ, основной герой, очень отцентрован, выделен, на него взгляд падает сразу, он сразу пленяет воображение. Это явственно ярко в его медальном «Аполлоне», а также в «Афине», «Дионисе». Еще одно полотно уже упомянутой темы — «Всадник Александр», где полупризрачный всадник в летящем в ветер плаще – на вздыбленном коне… Крупными мазками изображенные фигуры человека и коня достаточно условны, но в них есть порыв, взмах динамической силы. А фоном — псевдомозаичный круг, на котором угадываются стрелы-крылья «Розы ветров» – живописный намек на владычество Александра Македонского над землями по многим сторонам света? По словам автора, это герб династии македонских царей.
Не менее важно сказать, что И. Четвертков не обошел вниманием важнейшее из направлений античного прикладного искусства – это богатое наследие всевозможных сосудов, «завещанных» нам древностью. Из под кисти художника вышло немало работ где целые «натюрморты» составленные из кувшинов и амфор, ритонов, прообразы которых были в ходу в разных областях Греции. В этом смысле показателен холст «Амфоры» (2004). Здесь в уравновешенном, гармонично организованном, соразмерном пространстве стоят – и доисторический классический сосуд, и не похожий не него «брат» из позднего палеолита, и кносский сосуд; и никейский, где ручки в виде лошадей. На них будто песок и известь оставили пастозный след… В фоне картины использован орнамент, повторяющий ряд акротериев, своеобразных ракушек, такие мраморные акротерии служили ключевыми камнями, венчавшими порталы античных храмов.
Упомянем в этой связи и «Троянцев», где сосуды – изображены под особым наклоном, тут они намеренно лишены равновесия, будто покатились под шквалом урагана… Среди них оригинально выделены сосуды на трех ножках… В «Троянцы» вписан фрагмент гомеровского эпоса на древнегреческом. Многие «эпизоды» работы почерпнуты автором из экспозиции «Сокровища Трои», что была развернута В Музее Изобразительных Искусств в Москве.
Есть ли черты символизма у Игоря Четверткова? Да, безусловно, такие черты в его творчестве неизбежны, когда мы наблюдаем его бесчисленные амфоры, сосуды, скульптуры, облики Дионисия или Пенелопы – все это, многообразно отраженное художником на холстах – ничто иное, как символы греческой культуры и цивилизации.
Но изображение античности Четвертковым не самоценно, он чувствует себя не менее уверенно, когда берется за образы Возрождения. Он осуществляет, например, художественный проект, когда создает серию портретов своих современников, решая их в духе и стилистике Ренессанса, и тогда портрет обретает еще большую обобщенность, еще большую художественную силу, еще большее эстетическое значение.
Одной из самых символичных работ Четверткова можно смело считать его «Коринфского грифона», где грифон, рожденный по мотивам рисунков вазописи, изящно выгнувший спину, доведен до символа. Он – как изогнутая литера, как иероглиф. И рядом с ним сосуды коринфские с львиными головами…
Как в античном цикле, так и в «возрожденческом» цикле портретов, надо сказать, у Четверткова совершенно явственно эпическое начало. Достигает он его и тем, что использует известные образы. Это, например, и Афина в характерном шлеме, и Афродита, и торс Геракла… Но не только прямым цитированием источников достигается эпическое звучание… Эпики больше в той внутренней силе, которая вложена в эти образы, в великолепном равновесии каждой художественной детали, изображенной художником.
Его натюрморты, а это особая тема в творчестве И. Четверткова, исключительно эпичны. В них удивительное равновесие меж предметами, какая-то неправдоподобно тонко угаданная равновесность. Причем порой Четвертков использует силами палитры особый прием для придания предметам и образам античного колорита. Он видел в музеях выбеленные от времени сосуды и обломки статуй, известкового цвета изъеденные морской водой амфоры. Вот эта тональность затонувшего в глубинах истории античного мира вышла на полотна художника. Древность, таким образом, снизошла в изображения естественно. Кисть, кладя пастозные мазки, создала объем…
На многих работах Четверткова мы видим еще один постоянный мотив – это рыбы. Причем пристальность взгляда художника на них выражена особо. Четвертков рисует их реалистически, они у него – как живые. Будто сейчас рыба покинет пространство холста и уплывет в свою морскую даль. Рыбы у Четверткова плывут над античными потонувшими в море сосудами, над фрагментами мозаики и орнаментами затонувших площадей античных городов, над статуями, над могильными камнями, которые можно видеть на дне моря в Греции, и близ греческих колоний Понта Эвксинского, таких, как Херсонес Таврический… Рыбы Четверткова очень разные, чувствуется, что он разбирается в их разновидностях…
А вот в холсте «Шельф № 15» изображена голова из херсонесского музея, которую обвила мурена В «Шельфах» 8, 9 – мурены и змеи обвивают кувшины. В археологическом музее в Херсонесе И. Четверков некогда выставлялся вместе с… экспонатами-прототипами собственных изображений
Четвертков принимал участие в «Фестивале подводных изображений», на Лазурном побережье, во Франции. Там вместе с сыном Жака Ива Кусто и Андре Лобасом, старым художником- аквалангистом, рисовавшим под водой, представлял свою живопись, это был цикл «Шельф».
Художнику присущи черты постмодернизма в том плане, что он использует образность, освоенную классической мировой культурой. Возможно, постмодернистичность проявляется и в неоспоримо сильном декоративном начале. У Четверткова декоративное начало очень обаятельно, оно поднимает художника к жреческому служению самой Красоте. Его красочные и формальные эксперименты подчинены сверхплану – мощному ощущению Гармонии. И то, что он Гармонию чувствует – помогло ему понять главенствующую роль Красоты в мире и жизни.
По большому счету именно Красотою и живо искусство. Многие формальные эксперименты, далекие от Красоты, невольно уводят художника за пределы искусства… У Четверткова же, уравновешены и экспериментальное начало, и его, рожденная в плоскости гармонии, эстетика.
«Для меня живопись – это жизнь» – сказал Иг. Четвертков в марте 2000 года в интервью, данном газете «Наш Изограф». Тем, кто видел произведения мастера-художника ясно, что ни жизнь его, ни живопись – далеко не напрасны…
Это еще раз подтверждается его персональной выставкой в арт-клубе «Екатерининская площадь» в Москве. Клуб объединяет более 40 художников, чьи вернисажи уже около девяти лет проходят, в отеле «Космос», в зале «Саквояж». Античный цикл работ мастера кисти Игоря Четверткова по-новому предстанет перед московским зрителем.
Станислав Айдинян