Рашида Гайнуллина – художница, уже обладающая своим, выработанным за годы рисования, творческим почерком, своими свойствами палитры, своим чувством заполнения холста, своими соотношениями цветного фона и на нем изображенного предмета… И еще Рашида Гайнуллина как художник в своем творчестве обладает таким качеством, как неброская, но таинственная загадочность.
Рисовала Рашида с раннего детства. И доныне ей вспоминаются школьные годы, художественная школа в родной ей Казани, Татьяна Евгеньевна Олимпиева, ее строгий, взыскательный педагог, которая смогла дать ученикам не только начатки мастерства, но и само чувство живописи, без которого не может состояться потенциально заложенный в человеке художественный рост… Рашида вспоминает, какое большое впечатление в свое время на нее произвела выставка рано умершей девочки-художницы Нади Рушевой, тонкая графика которой была стилизована под рисунки пушкинского времени. Однако Рашида не стала долго следовать этой юношеской стилистике.
О дальнейших увлечениях, которые важны нам для того, чтобы лучше представить художественный генезис художницы, она сама говорит – «Затем было увлечение Чюрлёнисом. Купить в Казани книгу о Чюрлёнисе было абсолютно не возможно. Моя литовская подруга прислала мне из города Молетай книгу о нём и репродукции его картин. Это было на грани фантастики. Странный, как тогда казалось, не похожий ни на кого художник и музыкант».
И после Чурлениса, после его притягательных картин, после его серебряного века были еще и Брейгель Старший и Гоген. Об этом Рашида поведала так – «Мне всегда нравился Гоген, потому что это искренняя живопись. Мне всегда нравился Питер Брейгель Старший, потому что он настоящий. И мне всегда нравился Дюрер, потому что (кто бы спорил) он великий рисовальщик…».
К сказанному необходимо прибавить, что Рапида Гайнуллина, окончив архитектурный факультет Казанского инженерно-строительного института, работала в проектном институте ГИПРОИВ в подмосковном городе Мытищи, позднее в Мытищинской проектной мастерской. занималась проектами генпланов различных территорий.
Итак, подытожим первое впечатление от указанных художницей влияний на нее оказанных – Надя Рушева, как мы сказали, осталась в детстве, в отрочестве. От Чурлениса в работам Р. Гайнуллиной, возможно, достались таинственность и тишина имперсональности, нефигуративности, конечно, присутствующая в большом ряде ее работ… Гогеновский яркий, колоризм, открытый цвет — неотъемлемое свойство немалого ряда ее произведений… Брейгелевские многофигурные композиции прямо на нее не повлияли, однако ее работы обретают, несмотря на некоторые оговорки, цельность. Вот чему полноправно учит Брейгель – вот в чем он доподлинно «настоящий»… Ну а Альбрехт Дюрер? Конечно, художница, как и многие ее сотоварищи стремится к овладению высших градаций рисовальной школы. Так вот как раз графичность, решающим образом присущая Дюреру, свойственна работам Рапиды Гайнуллиной.
Мы стремимся показать, что художница могла взять от великих классиков нашей Планеты, не забывая при этом, что писать маслом она начала в 2009 году… Конечно, у нее не прослеживается «прямых», лобовых влияний, это касается даже цвета, но подспудные влияния состоялись, растворившись в манере художницы…
Теперь присмотримся к некоторым ее работам.
Вот, например, характерное Рашиде Гайнуллиной полотно «Хризантема и облако», где на очень синем, как небо, фоне, на каменном парапете стоит большая кружка, на ее лакированном боку явственны блики, — и в ней, в кружке — белые скромные хризантемы, которые оптически растворяются своею белизною – в перистое облако неба, которое – нам вровень глаз, совсем близко. Так художница передает свое видение своеобразной многомерности… Присмотревшись пристальнее ко второму плану картины, мы еще и догадываемся, что парапет – это ограждение набережной большой реки и за нею – дымит высокая заводская труба, угадываются в тумане абрисы далеких зданий… Тревогою веет от этой картины – мы не знаем, кто поставил на парапет эту синюю кружку, которая вместила в себя цветы, ставшие едиными с облаком, проплывающим над ними… По жанру это скорее всего смысловой натюрморт, подспудно выражающий не что иное, как единство мира…
Сходна по сюжету и тональности с «Хризантемой и облаком» другая ее работа – «Ночь, луна, цветы» – композиционно она проще, и все же… Все та же пронзительно ночная синь. Облако вдали, его освещает луна, образуя просвет в затянутом тучами ночном небе… На дальнем плане городской дом, в котором горят белым и желтым светом «избранные» окна… А на переднем – два кувшина с цветами, один — как темноватое отражение другого… И в доминанте – ночь, луна, ее зыбкий свет… И каким трагическим одиночеством смотрится один-единственный сломанный цветок, свесившийся за горло кувшина… Этот нюанс придает особый тон этой синей по доминирующему тону, ночной по настроению, таинственной картине!..
Но вдруг – художница-Рашида может повернуть на несколько галсов свое видение мира. Исчезает ночь, исчезает синь. На освещенном солнцем подоконнике – да, тоже кувшины — два побольше, один – маленький… Только таинственность несмотря на мирную дневную освещенность и зеленый лиственный природный фон не исчезла – во первых, вопреки реальности, два кувшина отбрасывают в зеленый мир за подоконником, на котором стоят, светлозеленые тени, каких в природе не может быть… А во вторых, всю картину мы видим сквозь «частокол» полуповернутых современных жалюзи, которые разбивают на десять почти равномерных полос изображение, которое, напоминая традиции авангарда второй половины ХХ века, являет собою снова оптически непростое по строению полотно…
Когда смотришь такие работы, даже выполненные еще неискушенной кистью, можно догадаться, что она женственно проникновенно воспринимает Природу. И нам интересно откровение художницы об этом – «Многие дети, а может быть и все, очень тонко чувствуют природу. Сужу по себе в детстве. Взрослые теряют эту способность. Порой взрослый человек после сильных потрясений вдруг начинает видеть, чувствовать, понимать красоту природы. У меня было так. После определённого отрезка времени, который был нужен, для того, чтобы прийти в себя, я стала замечать то, на чём моё внимание раньше не задерживалось. Букет увядающих тюльпанов на фоне сияющего голубого неба. Невероятная красота цветов, которым осталось жить не так долго. Сердце сжимается от созерцания увядающей красоты. Но это не жалость, а восторг! Причем эти цветы кажутся мне интереснее свежих, наверное, потому, что в них есть история пусть даже нескольких прожитых дней. Я обнаружила, например, что никогда не замечала, насколько утончённо красив может быть обыкновенный цветок чеснока. Похож на голову какого-то фантастического животного».
Вот эта пристальность сердечного внимания к миру, дополненная творческой фантазией и определила некоторый трагизм изображения цветов в ее натюрмортах. Помните хотя бы сломанный стебель цветка в ее уже упомянутой работе — «Хризантема и облако»?.. Вот в ней и подобных произведениях – искренняя попытка передать ту начальную чуткость, которая родом из детства, которая идет от самых начал естественности, природности в человеке… Впрочем, эта особенность, к счастью, наблюдается в целой галерее ее работ…
Палитра Рашиды Гайнуллиной, в которой есть место и некоторой фоновой монохромности, обогащена ей свойственным свободным ломким, стрельчатым, можно даже сказать взрывным, мазком… Столь характерная, возможно еще не до конца ограненная особенность наблюдается и в ее «Подсолнухах на темном фоне», в «Букете на голубом фоне», и по-другому, в «Красном ветре». Эти черты напрочь отсутствуют, например, в «Розе в стакане», в символике которой чуть-чуть брезжится призрак японизма… Отсутствуют они и в таинственном, урбанистическом по сюжету «Полнолунии», нет ее и в исключительно профессиональных, неярких ее «Ирисах», в не менее мастеровито написанном «Натюрморте с белыми бусами». Однако линейно стрельчатый, лучевой, взрывной мазок явно присутствует в работе «Букет. Вариации», где абрис сосуда, в который погружены цветы, выглядит чуть ли не вырезанной тенью на ярко сине желто розовом фоне, который прямо вздымается, волнуется, оживает под сенью темно силуэтного букета в сосуде…
Если говорить о наисовершеннейшей по сравнению с иными опытами работе, то кроме «Натюрморта с белыми бусами», который отличается явным благородством и гармоничностью палитры, назовем «Натюрморт с зелёным яблоком». Возможно, это произведение выделяется более сдержанной декоративностью, которая, как известно, не мешает хорошему натюрморту… И таинственность оптически деформированного яблока интересна. И характерное для художницы бликовое отражение на кувшине, которое для внимательного взгляда станет непременно особенностью, свойственной стилю художницы наряду со взрывным мазком…
О своем чувстве создания живописного произведения, создания натюрморта Р. Гайнуллина написала — «Что я чувствую, когда начинаю рисовать? Я долго настраиваюсь на новую работу. Если это натюрморт, я долго его ставлю, долго выбираю предметы, драпировки и прочее. Мне должно очень-очень нравиться то, что я собираюсь рисовать. Затем, когда я перехожу к нанесению рисунка на холст углем, я стараюсь сделать это точно, но достаточно быстро, потому что мне не терпится начать работу маслом. Это то, что я обожаю. Когда я пишу маслом, у меня нет ощущения потерянного времени. Время вообще не имеет значения. Оно перестаёт существовать».
Тут говорится о том счастьи творчества, которое сравнимо разве что со счастьем «задыхновения» игры в детстве, когда мир предстает пред тобою радужным ожиданием большого и радостного Будущего…
И еще хочется добавить о картине «Красный ветер» — тут ниспадающий ураган ветра устремляется к прямо фальковскому по корпусному мазку, темно зеленому дереву, у которого основанием служит светло зеленый фрагмент условного «поля», это сделано оригинально и очень сбалансировано в цветовом отношении. Куда скромнее выглядит «Фантастический закат», где желтое отражается в желтом, где абстракционированный призрак Природы менее удачно оснащен все тем же резким, уже упомянутым мазком. Отсюда мы делаем вывод, что наиболее благородны и совершенны те произведения художницы, где ей не изменяет природная начальная чуткость, которая предстает истинной сестрой ее растущего художественного таланта…
Станислав АЙДИНЯН,
вице-президент Творческого союза профессиональных художников, член правления Международной Ассоциации содействия культуре, вице-президент Российско-итальянской Академии Феррони, член Союза Российских писателей, член Конгресса литераторов Украины, искусствовед Федерации Акваживопись