Станислав Айдинян
Юлия Зайцева-Пастерык – художник особого таинственного и нежного настроения. Она умеет создать свой, подвластный только ее воображению и кисти мир, населив его образами, рожденными в видениях ее чуткой души. Задумчивая и тонкая художница создала целую галерею сокровенных ей загадочных образов…
Родилась Юлия в 1971 году в Москве. В начале 90-х занималась в студии известного художника Ивана Карамяна, одного из основателей выставочного объединения «Академия пастели». С 1994-го работала в Государственном выставочном зале «На Солянке». В 1995-ом окончила художественно-графический факультет МГОПУ.
Из решающих ранних художественных впечатлений Юлия выделяет впечатления о творчестве и жизни Винсента Ван-Гога. Она вспоминает: «Ван-Гог! Когда-то я зачитывалась его письмами, он мне показался настолько близким… Я читала его письма к брату Тео, и настолько погружалась в них, когда читала на ночь, мне продолжало сниться общение с ним. Мне был душевно близок его темперамент, его как бы безумие и – само его отношение к жизни. А Гогена я ненавидела!.. Мне очень нравилось ходить в студию к Ивану Карамяну, это было живое общение с художником; у него там создавались совершенно волшебные работы, очень живые, как «Муза в мастерской». Это была параллельная реальность, такая живая… Когда в мастерской, оставалась одна, было ощущение присутствия всех нарисованных Карамяном персонажей – даже натюрморты оживали. И воздух был такой трепетный, пронизанный живым насыщенным духом творчества…».
Потом у Юлии длился интенсивный период накопления мастерства, у нее состоялось немало выставок, – в Москве, в Государственном выставочном зале «Выхино». (1995), в Центре современного искусства им. Зверева (1999), в Центральном Доме кино (2001), в Музее Марка Шагала на Фестивале «Славянский базар» в Витебске (1998). За рубежом – в Российском культурном центре в Дании, в Копенгагене (2000), в Российском культурном центре в Чехии, в Праге (2007). Были и выставки-продажи, которые проводились в крупных компаниях (Ericsson, ЛАНИТ и др.), в муниципальных залах, таких как Бутово, в нескольких частных галереях. Цветные воспроизведения авторских опытов Ю. Зайцевой-Пастерык представлены в каталоге «Имена в искусстве России» («Изограф», 2007).
У Юлии есть программные работы, без которых трудно представить ее вернисажи. В первую очередь это уже вполне легендарный «Единорог», где крылатая женщина и чуть грубоватый загадочный мальчик вошли в таинственное общение с единорогом, который прищел к ним, верно, из сказки. Вот и чаша рядом с единорогом – волшебная, она полна синим морем, синим небом, или синим нектаром небес, которому еще нет на земле имени. А, может быть, это не облако над головой крылатой женщины, может быть это нимб; а мальчик – вовсе не мальчик, а маленький ангел, чуть огрубевший от горя, которое он видел, когда спускался с голубого неба на синюю землю…
На вопрос, какие картины ей снятся, Юлия ответила, что некоторые снятся, но не рисуются потом, – и продолжила – «Да, я помню волшебного грача, который мне снился, и еще приснилась на белом фоне белая птица. Но, в то же время, широкий фон не был пустым. Он был какой-то прозрачно-наполненный, непонятный… Зато, бывает, рисуются картины, которые видятся в медитации – когда не спишь, а погружаешься в совершенно другое состояние, из которого можно в любую секунду выйти… Вот там видятся разные картины. Когда я рисовала «Единорога» – состояние было похожее…. Ты рисуешь, и как бы здесь присутствуешь, и в то же время — отключаешься, находишься где-то параллельно.
У Юлии есть целый цикл таких подобных, исполненных в оттенках синей палитры образов, — мечтательных, тихих, душевно теплых и, одновременно, отстраненных. Вот, например, «Сын». Беловолосая, синеглазая, как многие другие герои Илии, — женщина ласково прильнула к столь же светловолосому, как она, ребенку-мальчику. Все тот же синий свет и цвет, полный живых оттенков, все тот же строй таинственности, чистоты и простоты одновременно. Многие народы севера сказали бы, что это их персонажи эпоса, какие-нибудь женщины и дети младшей или старшей Эдды, или персонажи, увиденные во времена Лейва Счастливого… А может быть эти создания с таинственной звезды Ойле?.. Откуда бы они ни были родом, в них есть приковывающая внимание затаенная тишина… Вот как на холсте «Ночь», где женщина таинственно задумалась, а перед нею из темных тенет выглянул, как из сумрачной чащи, темный лик, темнокрылый черный ангел, столь похожий на подступающего демона, из тяжелого, неотвратимого сна, который еще не приснился этой молодой героине с белой ниткой бус на обнаженной смуглой шее… У нас может промелькнуть догадка, что мотивы живописи Юлии конечно, биографичны, но не прямо, а косвенно, как тени уже затерянных в вечности снов, в одном из которых девочка прикорнула, заснула, прильнув к овечке, а на другом синеглазый юноша, явившийся в потоке синевато-белого света, заиграл тонную, щемящую мелодию на скрипке… А из другого сновидения – синий мальчик, играющий на тончайшей свирели, похожий на античную греческую статую. Все эти работы очень эмоциональны, трогательны; есть в них что-то «несказанное», и есть в них очарованность, зачарованность миром, в котором они созданы.
В том же ряду известная работа Юлии «Девочка с коником», где — нежность жеребенка и обнаженной девочки, на том же синем фоне… Эта нежность бывает меж конем и приручившим его человеком, она — из реальной жизни… О «Девочке с коником» художница рассказывает: «У меня часто очень получалось, что я рисую какой-то фрагмент, какой-то сюжет, и потом это происходит в моей жизни. Или когда я уже нарисую что-то, и потом, через какое-то время я понимаю, что это было давно-давно – со мною, когда-то это происходило. Когда я рисую, я не вспоминаю это, но потом оказывается, что – да, это очень давно было. Я рисовала одну из любимых своих работ — «Девочка с коником». И спустя какое-то время потом я вспомнила, что в Кисловодске с этой любимой лошадкой – я стояла именно так – щека к щеке, ну и неосознанно этот сюжет возник позже. Так вот из подсознания выплыло…»
Еще более реальной, земной видится исполненная Юлией в той же синей доминантно- палитре работа, где Он и Она. Они, смуглые на синем фоне, сидят за столом, на котором – чайник, чашки… Тот же миг остановленной зачарованности, как на старой фотографии, — они остановились, почти позируют, но, одновременно, все они герои Юлии, упомянутые и неупомянутые – ушли в себя!.. И все же эта пара – вполне реальные люди живые, жизненные. Он так по-земному полуобнял ее за плечо… Та же затаенность, но без фантастики.
А есть работы сложного композиционного строя, где вновь – во весь рост эпические черты, черты фэнтези, где чуткие к друг другу Он и Она, где радуга, где мальчик трубит из волшебного рога над колосьями поля, на другом конце которого волшебница ворожит с волшебною палочкой; и встает над полем радуга, а сбоку, подперши щеку всю эту прихотливую и вновь таинственную идиллию наблюдает белый небесный Наблюдатель, с нимбом над иконописной головой. Он удивляется?..
Взявшись однажды изобразить колосящееся, желтое поле, Юлия создала одноименную работу – «Поле». Получилось иная пристальность, будто смотришь через увеличительное стекло. Поле живет уже без человека. Эта пристальность взгляда со стороны, просто она перекочевала в нас, будто это уже мы стали теми Юлиными персонажами, которые почему-то вдруг чутко остановились, познав тишину, вдруг увидели…и стали долго – долго смотреть, вглядываясь, неотрывно концентрировать взгляд на таких объемных, таких желтых колосьях. Все поле картины в них. И вот взгляд уже не выдерживает остановки, в нем рождается иллюзия колыхания, из воздуха меж колосьями шевельнулось, почудилось движение. «Поле» ожило…
Художница рассказывает: «Было совершено потрясающее ощущение – писать это поле. Был безумно жаркий день, и когда я передавала шелест колосьев и жару, освещенное солнцем это поле… В конце я почувствовала такое же ощущение, может быть, было у Ван Гога, т.е потихонечку у тебя все плывет перед глазами и от колосьев, от энергии, которую Земля дает – по крайней мере так я провела параллель с Ван Гогом. Он погружался очень часто в такое состояние, такое единение – с полем, с Солнцем…».
У Юлии Зайцевой-Пастерык есть очень плодотворный, обширный раздел творчества. Это натюрморты. В этом жанре художнице дано немало. У нее даже простые вещи, за счет фона, за счет созданного для них объема, приобретают новое «звучание» своей формы, новый «камертон». «Бутылки на красном», где коньячные бутылки и пузырьки на неопределенном, цветочно-красном фоне, — эти бутылки нежданно приобрели солидность, вид богатый и самодостаточный… А на другом, лазоревом, аметистовом натюрморте, где тоже стоят бутылки, но уже рядом с кувшинами, полными цветов, — там ни солидности, ни богатства, ни весомости! – совершенно другое ощущение – гармоничность, цельность, эстетика точной угаданности свето-цветовых и фигурных соотношений. Очень изящная и легкая работа…
Иной палитрой звучит натюрморт «С золотой чашей». Он куда более импрессионистичен, в центре изображения большая, тяжелая, древняя чаша, окруженная со всех сторон разными сосудами-собратьями и несколькими, вполне неопределенными плодами. В центре картины светлый, очень светлый высвет!.. Ипрессионистический всплеск углубляющего в себя, облачного, клубящегося пространства. На первом плане предметы явственны, на втором – четкость убывает, растворяется вглубь. Другая манера, тоже сказочная, и другая палитра.
Разнообразие вообще свойственно Юлии, которая может дать вдруг «Колокольчики и ромашки», или «Пшеницу и овес на голубом», или «Подсолнухи» в неоклассическом, мастерски сделанном тоне традиции. Тут уже чувствуется первоакадемизм, когда то обретенный в годы учебы, и от того другая, уже не фантастическая, вневременность…
Учась когда то рисунку, живописи, Юлия не могла пройти и мимо пейзажа как жанра, который тоже получил обширное раскрытие в ее оригинальном творчестве, имеющим свой неповторимый стилевой и цветовой «ключ», свою также неповторимую манеру, свой взгляд в мир, рождающий кистью свето-цветовое тематическое разнообразие…
В натюрмортах Юлии бывает так, что все кажется сначала простым. Мы смотрим на деревенские домики сквозь оголенное плетение зимних ветвей. На пригорке – снег… Зимний, очень зимний пейзаж Старой Рузы, местечка, излюбленного художниками. Зимний пленэр. Но что-то тревожит в этой зимней простоте: а, вот что, — резкая четкость ветвей –на первом плане, резкая четкость кустов – на плане втором, и через белую освещенность заснеженной поляны – пространство к домикам… И тут понимаешь, что плетение ветвей с этими домиками создают вместе очень реальное, очень объемное, даже чуть резкое ощущение реальности. Хочется рукою раздвинуть голые черные ветви и к домикам присмотреться…
В этом смысле, например, при всей четко выстроенной перспективе, относим «Весенний пейзаж», где перелесок с проталинами выглядит проще, академичней, но никак не менее цельно, не менее мастерски. Хоть сейчас на выставку строгих реалистов….
Однако нельзя не отметить, не утвердить еще одной непременной черты Ю. Зайцевой-Пастерык. Эту черту можно назвать мечтательной женственностью. Нарисовала она «Анютины глазки», где с детства знакомые нам цветы, а слева нарисовала женщину, чей взгляд застыл в нежном созерцании. И вот уже кажется , что цветы цветут как мотыльки, что они сейчас вспорхнут как бабочки пред глазами зачарованной их красотою женщины, у которой в волосах – тоже синий цветок… Фон картины – белесо-светлый. Изображение живое и как всегда у художницы – задумчивое.
Творчество Юлии все сплошь в своей тишине тонко музыкально. Она сказала: «Раньше я очень любила в мастерской рисовать под органную музыку Баха, лютневую музыку очень любила. Сейчас иногда мне нравится в тишине рисовать. Люблю орган…»
Произведения Юлии видели и в Лондоне и в Париже, их можно даже классифицировать по сериям, которые там были показаны. Вот серия, подготовленная для Лондонской галереи, очень емкая, удачная, представительная, вот другая, для галереи «Алиса» (составленная в марте 2008), не менее выверен и цикл, составленный для Парижа, включающий в себя работы из других циклов.
Развиваясь, художница стала расширять спектр своей палитры, цвета на полуабстрактных ее работах приобрели большую яркость, но не потеряли той врожденной, развитой ее учителем, цельности, которая сопутствует почти всем творческим опытом Юлии. Даже кажущиеся эскизными акварели все равно обладают этой положительной особенностью. Юлия одарена и художественным талантом и пространственным художническим воображением, которое с опытом претворилось в мастерство, обретая по пути все большее своеобразие. И это своеобразие питается чувством и постижением…
Юлия как то сказала: «У меня несколько языческое отношение к жизни. Я чувствую, что все, что меня окружает – все живое, все наполнено энергией – деревья, люди, кувшины, чашки и – натюрморты. То есть для меня предметы такие же живые, как и люди. И вот я чувствую какое-то переплетение энергий, предметов, людей, неба, земли, – вот это взаимодействие между собой – пожалуй, хочется показывать. Может быть в этом и состоит тайна?..».
Станислав Айдинян,
вице-президент Союза профессиональных художников,
искусствовед Федерации Акваживописи,
почетный член ученого совета Ассоциации художников-портретистов,
член правления Международной ассоциации содействия культуре,
член Союза Российских писателей