ФАНТОМНОЕ ПОСТИЖЕНИЕ КАРТИНЫ «ОБЕД» КЛОДА МОНЕ
( 1873-1874). МУЗЕЙ ОРСЕЙ, ПАРИЖ
Ренэ Герра
Забытое дитя на крошечной лужайке,
ещё он слишком мал, ему не осознать,
что много лет спустя, главарь преступной шайки,
он раззадорит чернь, чтоб изничтожить знать.
Взопревший день скользит по облакам к закату,
и тянет от реки приятным холодком.
Гостей сегодня тьма. Смеются до упаду
и мать с отцом сидят, как принято, рядком.
В такой семье ничто не предвещает бури.
Вот слышны чья-то речь и хлопанье ладош.
И кругом голова…От одури до дури
идти так далеко, что трезвым не дойдёшь.
Зашёлся криком он, взыскующий вниманья,
но не услышат плач сквозь гомон голосов.
За здравие царя, рисуясь и шаманя,
поднимет кто-то тост из полустёртых слов.
Как всё же жарок день, а он как будто брошен.
Не до него сейчас. Полно других забот.
И будет плач его во много раз помножен
на ужас тех людей, которых он убьёт
.
И, наконец, затих…Чего добьёшься криком?
Уж если он забыт – так значит поделом.
В могуществе своём, почти равновеликом,
добро и зло в него входили, словно в дом.
Ещё он здрав умом и не сошёл с катушек.
Уселся на траве у самого стола
и строит что-то там из деревянных чушек,
то ль с колоннадой храм, то ль бастионы зла.
Март 2008, Париж
СОБРАТЬЯМ ПО ПЕРУ
Кто я для вас? Изгой и фантазёр,
духовный самозванец и подкидыш.
Я, как латынь, которую на идиш
перевели и превратили в сор.
Теперь одно мне место – под забор,
к земле, всех подминающей, поближе!
Быть может, там, среди могильной жижи,
откроются и правда, и простор.
А если мною сказанное вздор,
бессмыслица и поруганье Бога?
Я – сухостой, что бросили в костёр,
я – в никуда разбитая дорога.
Всё это так… А Спаса ярый взор?
Его к любви взывающее око?
Оно то близко, то совсем далёко,
и бьёт не вскользь, а прямо и в упор.
ДАВИД
1.
Там каждый род стоял особняком,
в чужие лица глядя исподлобья,
и каждый жил в сумятице, бегом,
всё, что вокруг, уродуя и гробя.
Когда же Голиаф, свиреп и рыж,
сиял пред ним, как солнце в медном тазе,
взметнулся из пращи речной голыш
и великану угодил в межглазье.
Он шел к любви сквозь тысячи застав,
через трясины, хляби и потоки…
Свою гордыню властно обуздав,
обрёл себя, потерянного, в Боге.
2.
Поэзия возносит к облакам,
и, потерявши землю под ногами,
небесными продутый сквозняками,
к совсем другим пристану берегам.
И вот тогда с заоблачных высот
увидев мир с уродливой изнанки,
а в нём людей, что, злобясь от забот,
себя ведут, как скорпионы в банке,
я вспомню, как молоденький пастух
своей игрою на простецкой лютне
смягчил Саула очерствелый дух
и смуту внёс в размеренные будни,
и стал певцом, идущим напролом.
В азарте страстном веры и прорыва
он прозвучал раскатистей, чем гром.
Пропетый им восторженный псалом
по сердцу бил, как по лицу крапива.
И почивал Господен дух на нём,
что силы дал, прозренье и величье.
Для всех других сменялся день за днём,
не изменяя тусклого обличья.
июнь, 2008
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ХУДОЖНИКА СЕРГЕЯ ЧЕПИКА
Беззвёздна ночь. Стоит жара.
Передвигаемся с опаской.
И донимает мошкара
с пруда, подёрнутого ряской.
И все-равно мы будем те,
кто, оказавшись в липком мраке,
не поддаётся темноте,
как белоснежный лист бумаги.
Кто, пересилив боль тоски,
преображает всё на свете:
тяжёлых красок многоцветье
в почти бесплотные мазки
и этот воздух, что волною
накатит и коснётся рук
и, превратившись в склизкий звук,
вдруг станет ниткою льняною.
И мы, доживши лет до ста,
не растеряем веру в чудо,
в ту жизнь, что, взявшись ниоткуда,
заполнит пустоту холста.
ОДА КОТУ, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ В ПАРИЖЕ В КВАРТИРЕ КИРЫ САПГИР
Твои зрачки струятся желтизной, –
горят леса в глухих верховьях Нила.
А, может, прежде в них похоронила
богиня Бастет* нестерпимый зной,
когда ты с ней у вечных пирамид
часами вёл пространные беседы
о кознях тех, кто вмиг накличет беды
на весь ваш род. Его судьба хранит.
Те существа пред вами мельтешат.
И застят свет, и не дают покоя…
У них одно желание благое:
плодить бесцельно сереньких мышат.
Все это было много лет назад,
когда на трон взвели Тутанхамона.
Сейчас сказали б, что во время оно,
но до сих пор тебя мышата злят.
Ступаешь ты, как будто на балу,
медлительно, неслышно и вальяжно,
и, оглядев свои владенья важно,
приляжешь, растянувшись на полу.
Ты – воплощенье дикой красоты,
чего б ни сделал – ты всегда прощаем.
Опять прыжок – и бьётся чашка с чаем,
а ты сухим выходишь из воды.
———-
* Бастет – в древнем Египте богиня любви, брака и плодородия. Изображалась в виде
женщины с головой кошки.
А.И.
1.
.
Вы мне опять безбожно врали,
срезая с груши кожуру,
а ваши губы вдруг увяли,
как розы в летнюю жару.
Гул с островерхих колоколен
проплыл тревожно надо мной.
Мой дух, который слаб и болен,
теряя свет, сошёлся с тьмой.
И я без истины и веры
меж небом и землёй завис,
где тупорылые химеры
с тяжёлых крыш сползали вниз.
2.
Молода ты… Ну и что же?
У тебя тяжёлый нрав.
От твоей исходит кожи
пряный запах тёмных трав.
Ночь в тебе, и ночь снаружи.
Вскрикнешь резко – и молчок.
Я скукожился от стужи,
сжался в детский кулачок.
И бродя по буеракам,
взяв в охапку стынь и мрак,
поделюсь с тобою благом
быть никем и жить никак.
Париж
Май 2005
ИСПОВЕДЬ
Оскару Рабину
В утробе у мира, гниющей и грубой,
я сам искажён, как селёдка под шубой.
Себя раставосив и сбросив в отбросы,
теперь я как шип истлевающей розы.
Теперь я Спаситель всемирных помоек,
ко всем истязаньям привычен и стоек.
Мое бытие как обрывки газеты,
в них новости дня и бессвязность беседы.
И делят меня, словно хлеба краюху,
все те, кто набился в мою развалюху.
Мои прегрешенья, голодные волки,
сбиваются в стаю на мёрзлом просёлке.
Я буду, как агнец, растерзан и съеден,
став темой для злых мерзопакостных сплетен.
Меня поминая распитием водки,
дружбаны расставят давнишние фотки.
На них я наивный и робкий ребёнок,
и письками пахнет от ветхих пелёнок.
Но вот я состарюсь, и в скорби минутной
вся жизнь прожитая покажется мутной.
И шквалистый ветер, усердствуя яро,
меня закружит, как цыганку из «Яра».
ПАМЯТИ КОНСТАНТИНА ПОЛОЗОВА
1. Летоосень
Когда туманов белизна
разбавит темень фиолета,
когда опухшее от сна
на сквозняках продрогнет лето,
тогда, да, именно тогда,
предвосхищая волю Божью,
стоячевязкая вода
подёрнется предсмертной дрожью,
и запылает тёмный бор,
дремучий, девственный и тесный,
и, не найдя себе подпор,
прогнётся низко свод небесный.
Тогда, да, именно тогда
предвестьем тьмы и запустенья
сойдёт на души немота,
поблекнут листья и растенья.
Как размягчение ума,
как рыхлость прежде твёрдых дёсен,
наступят вскоре летоосень
и многоснежная зима.
2. Светопреставление
По осени туманы окружат
мерцающей и зыбкою оградой,
и выльется на голову ушат
небесной влаги, светло-мутноватой.
И этот дождь под хриплый вскрик ворон,
разводы в лужах наобум рисуя,
омоет тех, кто смертью осквернён,
кто прожил жизнь нахраписто, но всуе.
Коснётся дождь артезианских вод,
что хлынут вверх, венчая Кали-югу*,
а также тех, чьи души наперёд
причислены к Божественному кругу.
И запоёт осипшая свирель,
гладь водную вздымая и тревожа,
и всё живое в мрачную купель
погрузится, и мы с тобою тоже.
О, как Земля опасна и тесна!
Но я не верю в ночь и умиранье.
В сладчайший миг зачатия и сна
возникнет жизнь, неведомая ране.
* Кали-Юга – в ведийской и индуистской мифологии четвёртая эра в развитии человечества, «тёмный», «грешный» век.
х х
х
Который год в надуманном экстазе
бессмертное российское ворьё
не вытащит из непролазной грязи
имперское величие своё.
х х
х
Мы стоим, где причалены лодки
и где вклинилась в реку коса.
Этот миг мимолётно короткий
словно пыль, что туманит глаза.
Для меня приготовлены вёсла
и отвязана лодка уже.
Почему я, меняя ремёсла,
ничего не нашёл по душе?
И зачем мы с тобою застряли
в этой богом забытой дыре?
Чья-то тень промелькнула в астрале,
испарившись, как снег в октябре.
Всё, что будет, смиренно приемлю.
Но куда мне отсюда грести?
Высыпается струйкой на землю
моя жизнь, как песок из горсти.
Индия, Ришикеш. 8 апреля 2007