ВСЕ ВЕРНЕТСЯ И ВСЕ ОСТАНЕТСЯ.
Мамочка, мне не надо нового платья,
Не надо колечка золотого,
Мамочка, ты ведь любишь свою дочку…
Умоляю, ну пожалуйста, только поскорей,
А то мне так плохо, так плохо, так плохо…
Мамочка, достань мне дозу!
И тогда расцветут огромные розы,
Птицы зимой запоют небесную оперу,
Все вернется и все останется.
Я опять стану твоей нежной дочуркой,
С белыми бантиками, льняными косичками,
И мы побежим по зеленой поляне,
Где летают бабочки и иветы.
И не будет страха!
И не будет нужды!
И не будет отчаяния!
Мамочка, мне не надо горячего чая,
Одеяла теплого не надо,
Забери скорей мой крестик,
Отдай его тому, лысому,
Он ждет в это время у книжного киоска,
Принеси мне дозу, дозу, дозу!
И тогда все будет, как мы мечтали,
Проплывая поездом зеленое Подмосковье,
Покидая старинный азиатский город,
Где мы крова лишились, дома лишились…
Все вернется, мама, все останется.
Нам радуга станет лестницей в небо,
Где всем хватает места и света.
И не будет страха!
И не будет нужды!
И не будет отчаяния
Мама, ты ничего обо мне не знала.
Думала только о том, чтоб хватило денег
Всех накормить и одеть
Ты никогда не могла меня защитить-
Спаси меня этот лысый скоро уйдет
А я мамочка, умираю…
ДОЗУ!
ДОЗУ!
ДОЗУ!
И тогда мы все друг другу простим,
И будем громко смеяться,
Над тем, что пришлось пережить,
В это безлюбое, темное время.
Он тоже ко мне вернется,
Тот, кто предал, и уехал навеки.
И не будет долгов и нужды!
И не будет страха потерь!
И не будет предательства!
ДОЗУ!…………………………
ДОЗУ!………………………….
ДОЗУ!…………………………
Мамочка, я забыла, что ты давно умерла.
Вот уже два года как тебя нет,
Комната пуста все продано давно
Все что осталось — старые фотографии
И пакет с твоими лекарствами,
Последнее, смертное, наследство!
Выпью все, что для меня осталось,
Это будет праздник прощанья
Со всем,что было, со всеми, кто был,
И кого не было, и чего не случится,
Мой пир на весь мир: за всех, кто один.
Все вернется и все останется !…
И не будет боли души!
И не надо ничего ни от кого!
Все вернется и все останется.
ГОЛОС.
Голос — это наш деловой партнер,
Дитя без присмотра. Верный пес.
Ему зачастую мы плохо даем команду.
Это наш лимузин или велосипед.
Порой мы едем, не зная, как управлять,
Не видя дороги, не следуя цели.
Где он живет, наш голос?
Меняется ли, если меняемся мы
Или та атмосфера, что нас окружает?
Как он страдает от небрежного обращенья,
Изменяет, если о нем не заботиться
И пропадает внезапно…
Голос — это звучащий орган
Божьего дара, что в нас заложен,
Чтоб верно служить всю жизнь.
Как важно понять,
Дом ли родной мы для музыки нашей души
Или пожизненное заключенье.
Говорить может каждый, не всякий умеет сказать.
Звучать может каждый, не всякий умеет петь.
Мочь и уметь — вот два главные слова.
И еще: хотеть и трудиться.
15.11.02.
* * *
Замолчала моя душа.
Не поет, не плачет,
Не жалуется.
Я прислушиваюсь – тихо;
Только изредка слышно:
Откуда-то сверху
Тихо падают капли
Повседневных печалей.
Замолчала моя душа,
Притаившись на кончике ручки,
Что выводит почерком крупным
Очень медленно
Слово – РАЗЛУКА.
февраль 2003
КРЫЛЬЯ ЗАДОМ — НАПЕРЕД
Я СЕГОДНЯ НАДЕЛА КРЫЛЬЯ
НАСПЕХ – ЗАДОМ НАПЕРЕД
И ХИТОН НАДЕЛА НАИЗНАНКУ
НА ПРАВУЮ НОГУ – ЛЕВУЮ САНДАЛИЮ
ПЕРЕПУТАЛА БРАСЛЕТЫ –
И ТАК ДАЛЕЕ
ЗАБЫЛА ГУБЫ НАКРАСИТЬ
ГЛАЗА ПОДВЕСТИ
НО САМОЕ ГЛАВНОЕ – ОСТАВИЛА ДОМА
СЧАСТЛИВОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЛИЦА.
ВЕДЬ Я ЖЕ – ПОБЕДА!
(ТАК ОПОЗОРИТЬСЯ НЕЛЕПО!)
«Макбет» на лошадях.
В Авиньоне
В этом сезоне
Играют «Трагедию Макбета»
На лошадях.
Сколько выдержки,
Красоты, быстроты,
Душистого лошадиного пота.
Люди-кентавры
Скачут по кругу —
Закрытому кругу трагедии.
Только Бирнамский лес
В последнем акте спектакля
Не сдвигается с места.
В Авиньоне
В этом сезоне
Играют «Трагедию Макбета».
Лошадь, она и во Франции
Лошадь.
Искусство наездников
Вне сомненья.
Только досадно,
В финале
Бирнамский лес
Стоит,как прибитый.
Авиньон, 06.02.
МАМА, ТЫ ТАК ЛЮБИЛА МОРЕ
Мама, ты здесь никогда не была,
Но я помню, как пела мне в детстве
“Романс Миньоны”
Про Берег Лазурный.
Ты играла на пианино
“…Знаешь ли чудный край…”,
Закончив шитье и кройку.
Мама, здесь небо из крепдешина
Небесного цвета,
Облака – лоскутками тюля,
Из которого ты мастерила
Мне костюм снежинки на праздник.
Мама, здесь море из крепсатина
Цвета морской волны,
Как модное взрослое платье,
Твой подарок в шестнадцать лет.
На том берегу – горы,
Как вышивка темной гладью
На праздничных платьях
Самых богатых клиенток.
Мама, ты так любила море,
Вот оно – Средиземное.
Ты любила магнолии,
Вот они – между пальмами,
Ты лепила песчаных русалок,
Здесь такой теплый и мягкий песок…
Мама, вот уже сорок лет,
Как я по тебе скучаю.
Июль 2002.
МЕТРО —
Это дом на пятнадцать минут.
Там можно читать, вязать,
наблюдать, обдумывать и решать.
МЕТРО —
Это моя передышка,
Нейтральная зона
Между жилищем и суетой,
Когда собираю силы,
Чтоб остаться такой, как есть,
Только в лучшем издании.
январь 2002
* * *
Мы все тяжело болеем
От мук нерожденных идей,
От псевдодружбы ушлой,
Клеветы простодушной,
Безвыходной нищеты,
Беспомощной суеты,
Мистическим страхом
Изгнания, наказания.
Измученные, затраханные
Хроническим непониманьем,
Мы несем на натруженных спинах
Рубцы печатей и символов
Эпохи советской Помпеи.
Мы все тяжело болеем.
Февраль 2003
Петру Ф.
Вы меня услыхали
на рынке блошином,
где торговали
поношеными талантами,
подкрашенными идеями
и другим ходовым
театральным оптом.
Я нахваливала во все горло
свой товар: несколько чистых нот,
уцелевших в жестокой битве,
за место под светом софитов,
и две или три копии
античного хора,
пифагорейских трезвучий,
празничных кличей забытых племен
и скорбных агонов протагонистов.
Я Вас приняла как идею,
заприметив давно, и надеюсь,
что моя дорогая античность
не сгинет на свалке
с безногими Барби,
томами забытых книг
и старыми фотографиями
каких-то красивых,
старинных людей.
Февраль 2003
ПОДРАЖАНИЕ ПРЕВЕРУ
Не успела пройтись по набережной до цветочного рынка,
А уж солнцем обожжена от ног до затылка.
Солнце гуляет по набережной мимо отелей и ресторанов
В ультрафиолетовых шортах и с саксофоном утречком ранним.
Пока нет работы на пляже, можно пройтись походкой ковбоя
Мимо бутиков Труссарди и Гуччи, мимо пальм и магнолий.
Вот мы и встретились, Солнышко, но я не буду
Выпендриваться, как Маяковский в зените совковой славы,
Или мужа просить вернуть, как страдалица-Ярославна.
Я надену очки потемней, чтоб глаза не ослепли,
И уйду под магнолий тень, под ливанского кедра ветви.
А солнце устроится на ковровых ступенях Дворца Фестивалей
И возьмет саксофон да забористо так заиграет
Ультрасолнечный блюз, афроджазовый блюз,
Блюз стиляг из семидесятых,
Блюз влюбленных и юных, я тоже его танцевала когда-то.
Ультразвук медно-красного саксофона будит Лазурный берег,
Люди выходят на улицу, глазам и ушам не веря:
— Что там за музыка, что так нестерпимо сияет?
— Кто так немыслимо громко и так виртуозно играет?
Но солнце уже убегает вприпрыжку, боясь потерять работу,
Забыв на набережной две или три ослепительно яркие ноты.
июль 2002.
* * *
Постарайся смеяться весело,
Если тебя в безвоздушном пространстве подвесили,
Постарайся острить тонко,
Коль толкнули на лед топкий.
Храни верность своей конфессии —
Режиссерской профессии.
Праздник на двоих
Я сегодня накрою стол на двоих.
Поставлю вино и свечи.
Будет вечер, который никто не испортит.
Разве только звонок телефонный.
Я скажу: не туда попали.
Одиночество – это праздник,
Где все приглашенные – воспоминанья.
Отец – на фронте, мама за швейной машинкой.
Мы с моим одиночеством детским
В мокрой пеленке, в кроватке из стульев
Лепечем заклинанья от страха.
Одиночество – друг, который не врет,
Вечный враг и вечный судья,
Это черные впадины глаз
Древнего-древнего бога,
Которому в жертву приносим
Письма бывших друзей.
Одиночество рядом лежит на больничной койке
И шепчет – все поправимо.
Одиночество – это моя Итака,
Куда вернусь из любых путешествий.
Пенелопа, что ночью ткет покрывало,
А днем его распускает.
Одиночество – точка опоры,
Которой меня наделила жизнь.
Я сегодня накрою стол на двоих.
Будет еще один праздник,
Который никто не нарушит.
Разве только звонок телефонный.
— Извините, вы не туда попали.
Июль 2001
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Мы поедем с Вами в Париж,
Чтобы там до рассвета гулять по улице Лапп,
А потом, безусловно, в Лувр:
Мона Лиза, конечно, де ля Тур,
Итальянский зал, где Святой Себастьян
Стал мишенью для тысячи взглядов и стрел.
Мы пойдем на Марше д’Аллигр,
Выпьем чаю по мароккански,
Купим роз большую охапку.
(Ах, какие цветы в Париже!)
И, конечно, в музей Орсей.
Там такой синежелтый Ван Гог,
Там еще ресторанчик есть,
Где так вкусно можно поесть.
Не забудем зайти в Берси,
А оттуда – как Бог пошлет…
Напоследок зайдем в Нотр Дам
Помолчать, о чем мы молчим,
И о чем так любим молчать.
июнь 2002
РУССКИЙ БЛЮЗ
Я напеваю русский блюз о-о
Я напеваю русский блюз о-о
Я напеваю русский блюз
Я пою,
Потому что сердце болит.
Боженька ты мой! Посмотри-ка вниз,
Там я совсем потерялась,
И не знаю, куда идти,
Прикажи
Ангелу-хранителю скорей
Пусть соколом летит на землю,
Чтоб показать
Дорогу мне в ночи.
Припев
Только на Руси умеют так любить
Сердце твое кровоточит,
Но душевная боль сладка.
И никто,
Даже Боженька не знает, как
Утолить мои печали, научить
Радостью жить
И не бояться беды.
СТАРАЯ СКРИПКА
(сказка)
Старая скрипка играла забытые песни,
А новенький саксофон ее слушал.
Старая скрипка пела, как птица,
Перед отлетом в теплые страны.
Все, что помнила долгие годы,
Все, что любила, все, что хранила
В хрупком своем коричневом тельце.
А саксофон молчал и сиял,
Переполненный нотами,
Как рог изобилья – оливами,
Цветами, или вином,
Или спелыми сливами.
Вечером саксофон уложили в футляр,
Увезли на какой – то праздник,
Там всю ночь танцевали и пели,
Потому что он так играл,
Что никто не хотел и не мог уйти,
До утра и до вечера,
И снова, опять до утра.
Саксофон пел, как райская птица,
Перед отлетом в нездешние страны.
Февраль 2003
ТАНЦЫ НА СНЕГУ
На снегу танцевали вороны
Черный танец под музыку ветра.
Зимний танец под голыми ветками
На снегу танцевали вороны.
Снег лежал куском пенопласта
Под окнами нашего дома.
На снегу танцевали вороны
То ли степ, то ли твист, то ли вальс.
Они каркали, они пели
Свои хриплоголосые хоры
И, роняя черные перья,
Покидали наш старый двор.
Улетали стаей вороны,
Станцевав свой вечерний вальс,
И под окнами нашего дома
Лишь кресты их следов остались.
Ноябрь 2002
ТЕАТР
Театр – это когда дитя в колыбели
Играет со своими ножками,
Когда лошадь арабских кровей
Позирует перед камерой,
Или девчушка трех лет
Когда мама и папа ушли в кино,
А в окно стучится кто-то чужой.
Надевает мамино платье
И туфли на каблуках,
Чтобы такую принцессу
Никто не посмел обидеть.
Театр – это коммунальный скандал,
Переросший в шекспировский триллер.
Это тяжко – вынашивать роль
И до последних минут не знать,
Что у тебя родится.
Нет отдыха от театра,
Нет свободных минут от него;
Если ты вошел в этот мир,
Не уйдешь до смертных минут.
Будешь самые страшные сны
Репетировать по сто раз,
Чтобы в сто первый раз
Все начинать с нуля.
Театр – это флейта,
Которую ты сам смастерил,
И на которой только ты
Умеешь играть.
Март 1999